Кения: путешествие в прошлое
Мир огромный и безумно интересный, его хочется осмотреть со всех сторон. В этот раз он обернулся для меня той стороной, где находится Кения.
Как всем известно, «в Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы». Я не боялся акул и крокодилов, но на всякий случай сделал прививку от желтой лихорадки, нашел таблетки от малярии и посмотрел на карте, где находится Либерия с Эболой. Знакомство с Кенией началось с ее столицы Найроби – города заборов и охранников. Каждое заведение огорожено высоким забором, на котором лежит свернутая кругами колючая проволока, сверху натянуты еще десять рядов проволоки под напряжением. Торговые центры, офисные здания и даже автосалоны также огорожены заборами, нужно пройти несколько рамок, прежде чем попасть внутрь. Ювелирные салоны внутри ТЦ закрыты на решетку и имеют отдельного охранника, впускающего посетителей. Мы жили в одном из приличных отелей города, который при этом очень походил на тюрьму. Помимо обычных внешних барьеров, на каждом этаже сидит охранник, записывая выходящих и входящих. Вверху двери номера специальная щель для наблюдения за постояльцами.
В деловом центре города водитель не рекомендовал снимать даже из окна автомобиля, поскольку «вокруг много государственных учреждений».
В городе под пешеходными переходами днем жгут костры, согревающие усталых путников. Название города Найроби, видимо, имеет корень rub – «грабить», неудивительно, что выходить на улицу, особенно после заката солнца, не рекомендуется.
Деловой центр относительно чистый, но его площадь всего около квадратного километра. Всё, что за его пределами, – значительно колоритней. Центры перекрестков с круговым движением в городе днем являются местами свалок. Ночью на этих свалках сидят и общаются местные жители и жгут костры. Очень душевно. Справедливости ради следует отметить, что в городе есть респектабельные районы для обеспеченных жителей с солидными особняками. Они тщательно охраняются и похожи на резервации.
Нашей основной целью посещения Кении были, конечно же, ее национальные парки, поэтому, не особо задерживаясь в Найроби, мы отправились в сторону горы Килиманджаро. На переделанном местными умельцами микроавтобусе Toyota с открытым верхом с опытным водителем-гидом африканцем Моррисом нам предстояло провести более 10 дней. Для тех, кто предпочитает убийству зверей наблюдение за ними, Кения – прекрасный выбор. Более 15 лет в стране действует запрет на охоту, и поэтому животных из детских сказок можно увидеть мирно пасущимися вдоль дороги сразу же за пределами города.
Перед поездкой меня пугали непроходимыми дорогами на пути в заповедники. Пугали те, кто не видел сибирских проселочных дорог и некоторых городских зимних проездов Новосибирска. Всё оказалось легче и веселее. Мы объехали четыре национальных парка, увидели бесчисленное множество диких животных и птиц в их естественной природной среде.
Одним из самых ярких впечатлений было знакомство с местными жителями – племенем масаи, живущим на границе Кении и Танзании. Отличить масаи разных стран можно по цвету одежды: кенийские мужчины обертываются в одеяние, напоминающее красный клетчатый шотландский плед, ходят с высокой тростью-копьем и кинжалом на поясе. Танзанийские масаи носят белые одежды. По дороге из столицы Кении города Найроби в заповедник Амбосели я встречал масаи несколько раз – это народ гордый и готовый постоять за себя. Первый раз ехал пикап с десятком масаи в кузове. Обгоняя его, я открыл окно и попытался сделать кадр, но водитель-африканец испуганно попросил меня не делать этого, «чтобы не было проблем». Второй раз я увидел стадо коров, которые пас кенийский масаи. Остановив автомобиль на порядочном расстоянии, я достал камеру с длиннофокусным объективом. Но пастух, заметив меня, стал издавать недвусмысленные звуки и агрессивно жестикулировать. Третий раз в национальном парке Амбосели моя попытка сделать кадр вновь вызвала неприятие масаи.
Узнав, что рядом с лоджем, где я остановился, расположено поселение масаи, я захотел познакомиться с ними поближе. Мой проводник договорился с сыном вождя, и вот, пожертвовав некоторой суммой наличных, я стою у входа в деревню, огражденную непроходимой стеной из срезанного колючего кустарника от диких зверей, обитающих вокруг: львов, буйволов, слонов, гиппопотамов. Узкий вход на ночь также закрывается лежащими невдалеке ветками. Сын вождя по имени Каринга, стройный молодой человек в красном традиционном одеянии, с татуировкой в виде двух дополнительных глаз по бокам рта, сносно, как и многие кенийцы, говорящий по-английски, рассказывает согласованную программу визита. На поляну по одному выходят десятка два нарядно одетых мужчин и женщин. Они поют приветственную песню, затем садятся на корточки и молятся, периодически выкрикивая какое-то слово на своем языке маа. Завершив молитву, Каринга заводит меня в деревню. По периметру, вдоль забора, расположены несколько десятков низеньких хижин, построенных из веток и слоновьего навоза. В центре – ночные загоны для коров и ослов. В воздухе кружится огромный рой надоедливых и наглых мух. Ими облеплены рты маленьких детей, сидящих на земле рядом с домами. Мухи пикируют мне на лицо и не хотят улетать, когда их пытаешься отогнать.
Дома очень маленькие и по размеру, и по высоте, похожие на буханки хлеба. Они выстроены вокруг загона со скотом близко друг к другу, так что их стены одновременно служат вторым забором внутреннего двора, куда на ночь загоняют скот. Все построены по одной схеме, а возводят дома, кстати, исключительно женщины. У входа – детская спальня размером чуть больше двуспальной кровати. Сама кровать состоит из плетеного каркаса, на который наброшена одна бычья шкура. На мой вопрос, как дети умещаются на одной кровати, хозяин ответил, что все пятеро ребят об этом даже не задумываются. Гостиная имеет размер около четырех квадратов и вмещает в себя в основном лишь семейный очаг, напоминающий походное барбекю из трех кирпичей. Рядом – небольшая (не более квадратного метра) кладовка с несколькими кастрюлями и хозяйская спальня, еще меньше детской. Роль дымохода, вентиляции и окон выполняет отверстие в стене дома, размером с четыре спичечных коробка. В сезон дождей его затыкают, чтобы малярийные комары не проникали в дом. Больше мебели и вещей в доме нет.
Показав жилище, Каринга повел продемонстрировать, как они добывают огонь. Масаи до сих пор не пользуются спичками и добывают огонь, как поколения их предков, трением. Это их вечерний ритуал. Для розжига используют высохшие слоновьи экскременты и две деревяшки. Непринужденно расположившись прямо на пыльной земле, ответственный разжигатель стал быстро тереть в ладонях палочку, и вот – пошел дымок. Он подул несколько раз – и полыхнуло пламя! Полученный огонь разносится каждый вечер по всем домам. Электричества, конечно же, нет там и в помине. Далее были продемонстрированы местные лекарства. На вид – различные ветки. От малярии одну из веток вываривают и дают отвар выпить заболевшему, другую используют при отравлениях, третью – при укусах ядовитых змей, которых вокруг полно, так же как и скорпионов. В последнем случае делают надрез над раной и сыплют туда порошок из этой измельченной ветки. Говорят, что помогает. Туалетов в деревне нет, и все ходят по нужде в буш – в соседний лесок. Я спросил: «И ночью – ходите? Ведь вокруг – звери!» Говорят: «Акуна матата! (Без проблем!)».
Больше смотреть в деревне было нечего, и Каринга повел меня на рынок, специально организованный в честь гостя. На поляну вышли около двадцати жителей и расстелили на землю покрывала. Маркетинг следующий: нужно идти строго по кругу. Сын вождя стоит передо мной, не давая быстро пробежать все «прилавки», и знакомит с каждым продавцом. За некоторыми «прилавками» – муж с женой, за некоторыми – родитель с ребенком. Они рассказывают, что именно сделали своими руками, при этом цену никто не говорит. Приглянувшиеся предметы сын вождя собирает в руки. Обход длится долго, и я, не настроенный на «шопинг», все-таки нахожу несколько заинтересовавших меня предметов: клык льва, традиционный, потрепанный жизнью жезл главы клана и еще некоторые безделушки. В конце обхода оглашается стоимость всех предметов по отдельности (сильно завышенная) и спецпредложение за весь лот. При этом меня окружает десяток вооруженных человек, что дает дополнительную мотивацию к покупке. Дальше предстоит прогулка по бушу (саванне) в сопровождении сына вождя и его товарища по имени Деби. Масаи обуты в самодельные сандалии, сделанные из автомобильных покрышек, – они гордо сообщают, что в них удобно ходить и прыгать на танцах. Мои любимые «кроксы», проверенные годами и разнообразными природными рельефами, оказались совершенно не приспособленными к агрессивной растительности африканского буша. Стоило пройти несколько шагов по нему, как под пяткой оказалась острая колючка кустарника, а в подошву обуви глубоко врезались еще штук пятьдесят. Острый шип какой-то ветки, как шилом, прошил всю резиновую подошву насквозь. Стало не по себе.
Вспоминая слова сына вождя о том, что их традиционный напиток – свежая кровь животных, и думая о тех предметах, которые я не купил у гостеприимных хозяев, ощущаю некоторое сомнение в целесообразности удаления от деревни в противоположную от моего лоджа сторону. Идем. Деби достает кинжал из ножен. Я к этому уже морально готов. Он предлагает приобрести его. Осмеливаюсь выдвинуть альтернативу – сфотографировать его. Воин забирается на термитник и с удовольствием позирует с кинжалом. По дороге Каринга с ослепительной белозубой улыбкой демонстрирует траву, которой он чистит зубы, и шипы, которыми он пользуется как зубочистками. Показывают бездонную яму, заваленную колючками. У меня закрадывается мысль, что это финальная точка моего путешествия. Спутники объясняют, что здесь хотели найти воду. Рыли, рыли, а до воды так и не докопались. Вот и забросали, чтобы коровы не свалились. Финальной точкой оказывается высохшее дерево с огромными аистами, сидящими на нем. Время заката. Потрясающие по красоте облака закрывают вид на снежную вершину горы Килиманджаро, но предгорья видны отлично. Идем в обратный путь.
По дороге разговорились. Вождю – 86 лет, он ушел в одну из 98 деревень племени масаи улаживать текущие проблемы. На хозяйстве оставил 21-летнего любимого сына. У сына – 26 братьев и 21 сестра. Я переспрашиваю. Сын вождя выводит на пыльной дороге цифры. 26, 21, 5 – братья, сестры, жены вождя. В этой деревне живут 104 человека. Четыре семьи. Выбирать невест ездят в соседние деревни. Выбирают родители. Хорошую невесту можно приобрести за четыре коровы. При этом женщина выходит замуж не только за своего мужа, а за всю возрастную группу, а ее дети принадлежат мужу и считаются его потомками. Вождя назначает предыдущий вождь (почти как у нас в стране). Правит вождь до возраста 95 лет, после чего уходит на пенсию. Отец вождя умер в 110 лет. Переспрашиваю. Каринга снова пишет посохом на дороге – 110. Бабушка его еще жива, ей всего 102 года.
Жители деревни активно помогают друг другу. Часть полученных от меня денег отправят в другие деревни, оставшееся распределят между своими жителями. Деньги за сувениры уйдут в общий котел. Забивая корову, едят ее все вместе, что, впрочем, логично, учитывая отсутствие холодильников. Спрашиваю, где научился английскому. Говорит, уже три года приезжает к ним англичанин, живет в деревне по три недели. «Память у меня хорошая, я сразу все запоминаю. Вот и научился». Тут мы подошли к моему лоджу. Я оставил Каринге и Деби чаевые и попрощался.
Моя поездка по Африке длилась чуть меньше месяца. За это время я в очередной раз убедился в чрезвычайной адаптивности человека. Люди живут своей жизнью в разнообразнейших условиях. Масаи прекрасно себя чувствуют, будучи с нашей точки зрения очень уязвимыми в области личной безопасности, лишенными мало-мальского жизненного комфорта. Они организуют свою жизнь как сотни поколений их предков. Даже поверхностное знакомство с их бытом является аналогом интригующего путешествия в прошлое на машине времени.
