Кибермоббинг: от «лайка» до самоубийства

В рамках фестиваля детского и молодежного кино «Шлингель», организованного Гете-Институтом в Новосибирске, наш город посетил немецкий режиссер и сценарист Флориан Гааг. Выпускник Нью-Йоркской школы искусств, а в прошлом активный участник мюнхенской граффити-тусовки, Флориан не понаслышке знает, чем дышит современная молодежь и делится своим видением закрытого подросткового мира в своих работах.

СТИЛЬ: Флориан, расскажите о вашем новом фильме LenaLove, который вы презентовали в рамках фестиваля «Шлингель».

ФЛОРИАН ГААГ: Для меня было принципиально важно снять эту историю о девочке, подвергнутой кибермоббингу, потому что социальные сети играют в нашей жизни все большую роль и, помимо милого общения, в них выплескиваются огромные потоки ненависти. При этом коммуникация посредством соцсетей очень распространена, и она делает людей практически не способными общаться в реальном мире. К счастью, главная героиня фильма Лена и ее друг нашли язык, понятный им обоим. Это язык искусства: Лена делает коллажи, юноша рисует граффити. Благодаря этой ситуации они смогли почувствовать человеческое тепло, снять коммуникационную блокаду, которая существует сегодня между людьми, и увидеть перед собой дорогу в будущее.

Насколько вообще сегодня серьезна проблема кибермоббинга?

Очень серьезна. Обычно начинается все очень невинно: например, кто-то негативно прокомментировал чужое фото, а кто-то поставил «лайк» под этим комментарием, и эта волна начинает нарастать, втягивая в себя все больше людей. В интернете любого человека можно представить в ином свете: очернить, унизить, распустить о нем слухи и сплетни, извести угрозами, объявить бойкот — это издевательство может длиться неделями и месяцами. В США известны случаи, когда подростки заканчивали жизнь самоубийством, не выдерживая прессинга. Опасность заключается еще и в том, что у тех, кто занимается кибермоббингом, нет личного контакта с теми, кого они преследуют. Иногда кибертеррористы просто не понимают, что на самом деле чувствует их жертва, не понимают, что человеку сейчас по-настоящему больно. Более того, делать это очень заманчиво, будучи защищенным броней анонимности в интернете и не видя из-за нее ценности человеческой жизни.

Родители могут вмешаться?

Это один из вопросов, который я задаю в своем фильме. Родители главных героев — люди добропорядочные и состоятельные, имеют хорошее образование. Но это не помогает им понять своих детей, а ведь проблемы кибермоббинга начинаются уже в школе. Один из способов противостоять им — заговорить об этом с тем, кому ты доверяешь. Но в большинстве семей дети не находят понимания этой проблемы у родителей.

Что же делать?

В любом случае — не молчать. Обратиться к лучшему другу или к учителю. В школах Германии появилась новая штатная единица — медиатор, который разбирается в этой теме и во всем, что связано с соцсетями, и с которым дети могут поговорить по душам. И, конечно, если вы стали свидетелем кибермоббинга, на это обязательно следует обратить внимание и постараться помочь его жертве.

Вы — взрослый, состоявшийся режиссер. Почему вам вообще интересно подростковое кино?

Мой первый фильм «Состав» также был посвящен молодежной субкультуре. Этап взросления — самый интересный в жизни, когда человек задает себе вопросы «кто я?», « с кем я?», «куда я иду?», «что волнует мою душу?». Проблемы подростков во все времена одинаковы: конфликты со старшим поколением, неприятие себя, потребность в самоутверждении. Свежесть вечным вопросам в наше время вносят все те же социальные медиа, в которых идет непрерывный процесс коммуникации, вынуждающий людей постоянно думать о самопрезентации. Сейчас почти все завязано на самопрезентации: как я подаю себя, как меня воспринимают окружающие и т. д. Когда я встречаюсь с молодежью после своих фильмов, они говорят мне: «Как здорово вы всё показали — всё так и есть!»

Как вам это удается?

В первую очередь — благодаря музыке, которую я для своих фильмов пишу сам. Далее — сценарий: все диалоги я пишу так, чтобы это был живой разговорный язык, а не правильная литературная речь. Каждую сцену я стараюсь сделать максимально живой, даже монтажный ритм в моих фильмах намного быстрее, чем в обычном кино. И я всегда обращаю внимание на то, что сейчас модно, популярно у подростков и интересно им.

Если вы как режиссер можете создать для них мир, очень похожий на настоящий, значит, вы можете сформулировать подходящую для них систему ценностей?

По моему мнению, систему ценностей не задают: ценности вырабатываются сами, в контексте общественного развития. И я не тот человек, который мог бы сказать: «Вот они, ценности, берите их». Особенно в контексте того, что происходит в Европе. Мы двигаемся к национализму, к изоляции, когда каждая страна говорит: «Нет больше идеи общей Европы — теперь мы сами за себя!» В этой связи я могу лишь пожелать молодежи помнить о том, как важно мирное существование. Именно понимание мира и единства сейчас теряется, и эту ценность я очень хотел бы восстановить.

А ведь вы и сами когда-то подвергали сомнению старые добрые европейские ценности, будучи граффити-художником.

Я действительно занимался граффити с 1993 года. Но в этой субкультуре речь никогда не идет о власти или деньгах и все вопросы задаются от сердца. Например, кому принадлежит общественное пространство — государству, людям, или богачам, которые повсюду ставят заборы и вывешивают билборды со своей рекламой? Или что такое искусство – то, что выставляется в галереях или исходит из нашей души?

Граффити — это искусство?

Для меня — да. Причем оно было искусством еще до того, как начались дискуссии на эту тему, – наивное детское искусство, народный фольклор. Сейчас уже есть вполне утвердившиеся модные форматы и истеблишмент воспринимает граффити как искусство, релевантное нашему времени. По всему миру открываются граффити-галереи, эстетика подачи многих массмедиа основана на канонах этой субкультуры, есть Бэнкси — это имя, ставшее символом стрит-арта, знают все. При этом направление граффити так и не утвердилось как мейнстрим, и в нем всегда есть течения, идущие против устоявшихся правил. И кстати, тому же Бэнкси удается сохранить этот дух — его акции по-прежнему очень живые, настоящие.

Флориан, над чем вы работаете сейчас?

Над сценарием об историческом персонаже Генрихе Крамере. Он жил в Германии в Средневековье и в 1486 году издал трактат «Молот ведьм» — демонологическое руководство к тому, как распознать ведьму, найти ее, судить и казнить. Книга Крамера стала спусковым крючком для печально известной охоты на ведьм в XV веке. Очень мрачный период, очень мрачная история.

Думаете, сейчас подходящее время для таких историй?

Думаю, самое время.