Сон разума родил чудовищ…

СТИЛЬ: Николай, вы к нам прямо из Америки приехали?

НИК ПЕРУМОВ: Да.

А зачем такие сложности? Неужели нельзя презентацию новой книги провести в интернете — и быстрее, и охват больше.

Сеть очень сильно искажает восприятие личности. Для формата фан-фикшн, в котором написаны, например, «50 оттенков серого», это, может быть, и неважно. Но, когда ты пишешь о несколько более сложных вещах, хотя бы и в форме нереалистического романа, когда у тебя в книге присутствуют великие силы и нечеловеческие сущности, от читателя требуется гораздо большая подготовка, вовлеченность в текст — на простых базовых эмоциях он уже информацию не воспринимает. Поэтому моя главная задача на встрече с читателем — посмотреть людям в глаза. А люди, в свою очередь, должны вживую увидеть меня и уйти отсюда с лучшим пониманием автора и его вполне конкретными откровениями.

А читатель готов к этим откровениям? Многие авторы сегодня сходятся на том, что уровень читательской культуры крайне низок.

Знаете, при советской власти была когорта весьма преуспевающих авторов, которые писали так называемые производственные романы. Известные шутки той эпохи «наша сила в наших плавках!», «дадим каждому пассажиру по мягкому месту!» — вот что-то в этом роде заполняло страницы толстых журналов «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Звезда»… Сейчас мы имеем дело с ренессансом подобной «литературы». Только тогда это читали, потому что обычному человеку — не диссиденту, не имеющему доступа к самиздату — можно было получить, скажем, «Мастера и Маргариту» только из-под полы за безумные деньги. А сейчас идет вал графомании, порожденный возможностью публикаций в сети. Любой желающий может выложить свой труд на всеобщее обозрение. С одной стороны, это хорошо. С другой — средний уровень качества текстов резко падает. Зайдите на сайт «Самиздата» или на «Lit-Era» — и, полистав произведения, вы удивитесь низкому уровню случайно выбранных вещей.

Если есть спрос на такую продукцию, значит, читатель сам виноват.

Виноват не читатель и даже не технологии. Возможно, виноваты мы, авторы старшего поколения. Мы долго оставались в «башне из слоновой кости», пока девочки хотели читать про любовный треугольник между благородным утонченным вампиром, брутальным мускулистым верфольфом и вот этой Беллой из «Сумерек». Авторы, умеющие писать, в какой-то момент не отозвались на запрос публики, не написали «Ромео и Джульетту», которые были бы интересны читательницам «Сумерек», захватили их воображение и заставили сопереживать, плакать, создавать бесконечные фанфики. Вот Джоан Роулинг это удалось, и произошла революция имени Гарри Поттера — миллионы, десятки миллионов людей, детей снова стали читать. «Гарри Поттер» — это хорошая, очень качественная английская детская литература, за которой стоят традиции «Мэри Поппинс», «Питера Пэна», «Алисы в Стране Чудес». Мы вот такого своим читателям не предложили, и случилось то, что случилось, — сон разума родил чудовищ. Так что упрек в низком качестве литературы я в серьезной мере отношу к своим коллегам и к себе.

Поэтому ваша новая книга «Молли Блэкуотер» адресована юношеской аудитории?

Да, в известной степени это попытка заполнить литературный вакуум. Это история о том, как девочка-подросток попадает в волшебный мир, где живут герои, похожие на персонажей русских сказок. Конечно, они носят другие имена, но любой читатель сразу поймет, откуда они родом. Это моя попытка поговорить с читателем, и если не вернуть ему интерес к чтению (это звучало бы слишком претенциозно с моей стороны, все-таки я не Джоан Роулинг и не способен перевернуть читательский мир), то хотя бы положить свой кирпич в стену читательской традиции, которую нужно сохранить и передать молодому поколению.

Молли Блэкуотер — это своего рода портрет современного подростка. Какие проблемы ей приходится решать?

Выбор между «своими» и «чужими». В книге противопоставляются два мира: мир магии и мир технологий — прием далеко не новый, но мне хотелось показать столкновение юной девушки из мира паровых технологий (достаточно жесткого, каким было викторианское общество в Англии с его ханжеством и скрытыми пороками) с миром магии, где тоже живут не прекрасные, благие и добрые эльфы, а обычные люди, у которых есть свои методы решения проблем. Два разных подхода к жизни сталкиваются в книге, и героине предстоит сделать выбор — к какому миру она принадлежит.

Каким образом в этом сюжете отражаются современные реалии?

Это именно та реальность, в которой я сейчас живу, — реальность окружающего меня англосаксонского мира, восприятие его жителей нас с вами… Зачитываю аннотацию: «Империи нужно многое — она сгоняет с богатых ископаемыми северных земель варваров Rooskies, чьи пределы соединил с имперскими некий катаклизм…» В своей книге я сталкиваю эти два мира в той точке, где конфликт становится неизбежным. Естественно, этот конфликт прямо продиктован тем, что происходит сейчас, когда очень многим в Америке показалось, что настал конец истории, что одержана последняя великая победа, а дальше все будет необычайно хорошо. Мое поколение, пережившее распад Советского Союза, было убеждено, что нас никто не побеждал, что нам просто надоели коммунизм и советская власть, поэтому мы изменим способ правления и будем жить по-другому. Нам казалось, что не нужно никакого противостояния ни с Америкой, ни с Западной Европой, — можно быть если не друзьями, то уж во всяком случае добрыми соседями. В Америке же распад СССР воспринимался так: «мы разгромили русских, втоптали их в прах, победили». Это убеждение остается у американцев и сейчас. Поэтому, например, «Крымская весна» вызвала абсолютный «шок и трепет» и полный паралич воли. После чего последовали все эти конвульсивные движения, как будто в спрута ткнули электрическим разрядом. При этом полностью отсутствует понимание — и у меня в книге это отражено, — для чего люди на Западе живут, чего хотят, за что сражаются. Мы для них по-прежнему варвары — непознаваемые, странные и пугающие, потому что очень похожи на них.

Как же вы живете в таком обществе?

Да как обычно. Громадное большинство моих соседей-американцев читают только местные новости, где пишут об успехах или неудачах местной бейсбольной команды, свадьбах и похоронах. По местному телевидению показывают то же самое — на этот уровень политические пертурбации не проникли. Я говорю о непонимании, существующем в кругах тех, кто считает, что они принимают решения. Вернее, они думают, что принимают решения, но, судя по тому, что они говорят и пишут, они просто не способны влиять на события у нас. Мне показалось интересным отразить, как рациональное мышление этих умных образованных джентльменов, которые действительно добились очень многого, пасует перед варварским, с их точки зрения, миром.

А наш «варварский мир» как сейчас выглядит при взгляде из-за границы?

За последние 25 лет мы слишком привыкли раздувать плохие новости. Если мы оглянемся назад, то нынешний кризис покажется нам легким волнением по сравнению с теми штормами, которые мы уже пережили. Газеты заполнены заголовками о кризисе — «нефть упала, мы все умрем!» Но вспомните цены на нефть в 2005 году — они были такими же. И эти пресловутые «тучные годы», о которых без устали говорят оппоненты правительства, длились от силы года три. А до этого все было весьма сурово. Трудно было всегда, но многое удалось изменить, перестроить. Общество начало выкарабкиваться из той ямы, в которую оно рухнуло в 90 х. По крайней мере, теперь на петербургских кладбищах не возникают аллеи, где похоронены молодые люди от тридцати до сорока с крайне характерным абрисом лиц. От примитивного криминала общество перешло на следующую ступень развития. Мы бы очень хотели, чтобы эта ступень была выше, чтобы шаги совершались гораздо быстрей, но нет смысла тянуть человека за волосы, думая, что он начнет расти быстрее. Никакие воображаемые идеи и идеалы не стоят того, чтобы вбивать их насильственно. Если ты хочешь что-то изменить, то должен сцепить зубы и смириться с тем, что результаты твоей работы, возможно, увидят только далекие потомки.

В одном из интервью вы назвали себя «замшелым консерватором», высказывались против чрезмерного увлечения и интернетом, и компьютерными играми. Но это и есть современный виртуальный мир, а где же еще, как не в нем, может черпать вдохновение писатель, мастерски создающий собственные вселенные?

Во все века существования искусства авторы находили вдохновение без интернета и компьютерных игр. Все это — искусственные средства коммуникации, сами по себе они не создают какого-то нового качества информации. Можно вываливать в интернет мегатонны котиков, но от этого, в общем, мало что изменится. Для меня вдохновение — это, как у Булгакова в «Театральном романе», коробочка, в которой есть сцена, а на ней двигаются герои, разыгрывая какое-то действие. Мне же остается только записывать то, что я вижу. Михаил Афанасьевич был гением, и он совершенно правильно описал, как происходит этот процесс: вы что-то видите, а ваш мозг задает вам какую-то коллизию — несколько фраз, несколько образов, между которыми начинается некий конфликт. Вы лихорадочно это записываете, а потом уже думаете, что это и куда это будет двигаться дальше.

Николай, все-таки хочется открывать для себя в литературе что-то новое. Как не ошибиться в этом поиске и отделять качественные тексты от информационного мусора?

Я бы сказал так: открывайте книги в начале, в середине и чуть ближе к концу. Читайте по одной странице — взгляд не должен спотыкаться на неуклюжих речевых оборотах. Если взгляд начнет гладко скользить по тексту и вам станет интересно, что будет дальше, — вот это читайте. В целом, мне кажется, нам пора вырастать из «Сумерек» и «50 оттенков серого», и, с одной стороны, возвращаться к тому же Булгакову, а с другой — идти дальше, к тем авторам, которых мы знаем не так хорошо: Виктор Пелевин, Захар Прилепин, Сергей Лукьяненко, Вадим Панов. Словом, кто отзовется в вашей душе, того и читайте!

За организацию интервью журнал СТИЛЬ благодарит книжный магазин «Плиний Старший»