Не остуди своё сердце, сынок…

4 / 2016     RU
Не остуди своё сердце, сынок…
Николай Петренко гвардии лейтенант воздушно-десантных войск 104-й ордена Кутузова дивизии, 38-го гвардейского Венского стрелкового корпуса 9-й гвардейской армии, 3-го Украинского фронта. Кандидат геолого-минералогических наук
С 1943 года Николай Леонтьевич Петренко с боями прошел всю Европу, потом служил стране в заполярных геологических экспедициях, и весь свой богатейший жизненный опыт запечатлел в картинах.

 Кандидат геолого-минералогических наук

  • МЕДАЛЬ «ЗА ОТВАГУ»
  • МЕДАЛЬ «ЗА ВЗЯТИЕ ВЕНЫ»
  • МЕДАЛЬ «ЗА ВЗЯТИЕ БУДАПЕШТА»
  • ОРДЕН ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
  • ОРДЕН КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ

Николаю Леонтьевичу Петренко в этом году исполнится 92 года, но и сейчас из беседы с ним понятно, что под защитой таких мужчин могли спокойно спать и родная страна, и любимый город, и милые их сердцу женщины. С 1943 года в составе героической Венской дивизии Николай Леонтьевич с боями прошел всю Европу, потом служил стране в заполярных геологических экспедициях, и весь свой богатейший жизненный опыт он запечатлел в картинах, повествующих о содержательной жизни поколения победителей.

СТИЛЬ: Николай Леонтьевич, сколько вам было лет, когда вы ушли на войну?

НИКОЛАЙ ПЕТРЕНКО: Восемнадцать. Во время войны в Томск было эвакуировано Ленинградское артиллерийское училище, куда в 1943 году направили меня и еще 400 таких же гавриков, которые только закончили 9–10-е классы. Три месяца мы там побыли, а потом нас перебросили в воздушно-десантные войска под Кишинев. И началось.

Страшно было?

Напротив, в нашем возрасте все рвались на фронт — в молодости ничего не боялись. Каждый день — случайность: живешь или нет. Сегодня спишь под одной шинелью с товарищем, а завтра нет его. Бомбежки, арт-обстрелы, дуэли артиллеристские. Это когда стоят наши войска, а метрах в пятидесяти — противник. И с обеих сторон шарахают друг по другу в полную силу: все грохочет, жизнь — как одно мгновение. Нас, десантников, часто забрасывали к противнику в тыл. Самое главное было пересечь линию фронта. В самолетах по 24 человека было. Пересекли линию — еще поживут, а попал самолет под обстрел — сразу все и погибли. Десантировались мы обычно ночью или на рассвете, с высоты 600 метров. Бывало, летишь, а куда летишь: то ли в речку, то ли в болото… Командир тебе кричит: «Стропу подтяни, болван!» Еще и немцы начинают палить — иные из нас приземлялись уже мешками… А мы, живые, ориентировались на свет ручных фонарей, собирались группами и выполняли боевую задачу. Обычно побеждали, потому что все это было внезапно. Пробивались, уничтожали врага.

Вы же так всю Европу прошли?

Да, бывало эшелонами, но в основном пехом. В день проходили по 30–40 км. В 44–45-м годах мощи у нас стало очень много: немец драпал так, что оставлял всю технику, весь подвижной состав, вещи — лишь бы только душу спасти. Вспоминается мне, как нас население в Европе принимало — мадьяры, например. Немцы их основательно потрепали, так они рады нам были, относились с уважением. Мы мягкие, человечные, гуманные, вели себя все достойно. Хотя сколько людей погибло, сколько голов мы сложили в Европе… В составе 9 й гвардейской армии 38 го гвардейского корпуса 3 го Украинского фронта наша десантная бригада участвовала в разгроме немецкой танковой группы под Будапештом, с боями освобождала города в Чехословакии. А за взятие Вены наша бригада была награждена орденами Михаила Кутузова и Александра Невского и удостоена звания Венской. Капитуляция Германии застала нас в Праге. Протопали всю Европу, и с тех пор я до сих пор на ногах. Но остались нас таких единицы. Иногда позвонишь товарищу, а там говорят: «Так его нет…» Однополчан нас в живых всего двое, но смотришь на параде Победы — ветераны все равно идут в своем ветеранском полку. Содержательная, конечно, жизнь у нашего поколения.

А после войны у вас как судьба сложилась?

После войны тоже была война. До 1947 года я служил в Венгрии, потом в Эстонии, демобилизовался в звании гвардии лейтенанта, и началась моя не менее героическая служба в геологии. Нужно было поднимать промышленность: необходимы были ресурсы, сырье. Сколько нас, «шинелей», поехало домой после службы — и не счесть. Многие вернулись в сёла, а меня потянуло учиться. Вместе с мамой, сестрой и братьями я переехал в Томск и поступил в Томский политехнический университет на геолого-разведочный факультет — для меня, повидавшего столько во время войны, уж очень был заманчивый дух у этой профессии. Геологи-бродяги… Сказали «золото нужно стране!» — значит, всем экспедициям задание искать золото, подсчитывать припасы. Нужно олово — отправляемся в Заполярье к Ляховским островам на мыс Святой Нос. Там из-под разрушенного от времени грунта на берег выходили целые россыпи оловянного камня. Мы разведывали эти месторождения, подсчитывали запасы, а потом промышленники добывали оловянный концентрат для производства. В общей сложности я пробыл на Севере — в Якутии, на Чукотке — три года.

Условия, наверное, были тяжелые?

Что вы! Любимая работа, интересная! Иногда к отправной точке нас перебрасывали вертолетами. Но чаще ходили там, где ни техника не могла пройти, ни ступала нога человека: горы, тундра, тайга, пересеченная местность. Порой приходилось не идти, а сползать, с рюкзаками, с палатками. Но это сейчас люди трудностей избегают, а мы этого не боялись — нам наоборот, дай только собой какую-нибудь дыру заткнуть. Так я болтался по геологическим экспедициям: Казахстан, Красноярск, Алтайский край. Как-то, будучи в Новокузнецке, встретил свою любовь. Но в Кузбассе мы не остались, решили, чего нам тут пропадать, и рванули в Новосибирск. Потом я работал в НИИ геологии Арктики, защитил ученую степень «кандидат геолого-минералогических наук» на ученом совете Института геологии и геохимии в Ленинграде, позже трудился в нашем СНИИГиМС. Мощный был институт — по всей Сибири работали наши геологические партии. Сейчас, конечно, он хилый стал.

А картины писать когда начали?

Пририсовывал-то я давно, еще в школе. Потом захотелось запечатлеть то, что я видел на войне, ведь снимков из армии у меня не осталось. Поэтому после войны я заочно окончил Московский художественный вуз по классу живописи, прочитал очень много специальной литературы по технике, перспективе, организации пространства. И начал писать батальные сцены: переправы, высадка десанта, взятие Вены — все писал по памяти. Позже писал сюжеты из геологических экспедиций, портреты близких, пейзажи — в основном работал маслом, но есть и графика. Были у меня выставки, множество работ раздал и раздарил, сейчас осталось около тридцати. Сын и дочь попросили сохранить на память.

Николай Леонтьевич, что вы думаете о современной России?

Путинская эпоха, путинское время. Путин — головастый человек, умница, здраво смотрит на все: на зарубежную политику, на то, что внутри страны происходит, на команду свою. Огромное ведь государство, огромные заботы. А людьми во всех отношениях двигает бизнес. И вроде осуждать это нельзя, без бизнеса, например, не поднять село, но конкуренция, деньги — это единственное, что людей волнует. Мы в молодости больше всего стремились приобрести специальность, думать о личной выгоде было позорно. Но наша страна по-прежнему мощная страна. В мире с ней можно сравнить только Америку. И ведь все проблемные вопросы мы решаем с Америкой, а остальные страны топают за нами.
Не все такие оптимисты, как вы. Многие считают, что у России будущего нет — надо уезжать.

Я вам так скажу: Родина — это Родина и есть. Все эмигранты, уехавшие по каким-то своим интересам, все равно возвращаются в Россию. Иные бывают там удачливы, но тянуть домой их будет всю жизнь.

Вы знаете, что таких, как вы, сейчас иногда иронично называют «ватниками»?

Шалопаи потому что. Не знают, что за великолепные вещи — шинель и ватник. Посмотрите документальные фильмы — все в ватниках. Ватник легкий, теплый: и воевали в них, и на стройках работали. Как же истории не знать, не гордиться страной, дедами? Внук мой Иван всегда меня в День Победы на Монумент Славы тянет, гордится мной, уважает. И дети, и внуки знают мое прошлое, и, когда мы вместе садимся за стол, рассматриваем фотографии, я воспоминания свои рассказываю — слушают, расспрашивают. Внук потом посмотрит военный фильм и скажет себе: «А ведь дедушка мой прошел все, что там показывают». Вот это достойно.

Какие фильмы о войне лучше всего смотреть?

Те, где актеры и режиссеры сами были участниками Великой Отечественной: «Освобождение» Озерова, «Два бойца», «Они сражались за Родину». Есть и современные неплохие фильмы — там, где берут военную хронику и развивают сюжеты. Военные корреспонденты привозили с фронта богатейшие материалы, хотя фотоаппараты тогда были примитивные, лейки: «С лейкой и блокнотом, а то и с пулеметом…» А иногда солдаты находили хорошую немецкую технику и делали любительские снимки. Если бы все это сохранилось, уж вы бы посмотрели, какие мы были молодые десантники! Авиазенитные летные куртки, штаны с карманами. Когда стояли в сельских местах, девчонки со всех деревень прибегали — танцевальные площадки, военный оркестр. Любили мы так в гостях бывать, многие женились, дети пошли.

У вас в прихожей висит картина «Не остуди свое сердце, сынок». Почему такое название?

А это мать обнимает своего почти взрослого сына и наказывает ему сохранить в его молодом сердце все лучшее, что дано от рождения человеку: любовь к жизни, доброту, человечность, честность, мужество, — не остудить, не погасить этот свет.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Н. Л. ПЕТРЕНКО:

«…мой дедушка с семьеёй жили не то в Полтавской, не то в Черниговской губернии Украины. В 1865 году после отмены крепостного права, крестьянам из западных областей России было разрешено свободное переселение на Алтай. В конце восьмидесятых годов ХIХ столетия переселенцы шли, ехали на повозках в незнакомую им страну Сибирь. Вот увидели они два живописных селения на крутом берегу над полукругом раскинувшимися озёерами, с лугами в пойме реки Чарыш. Глаз не могли отвести мои предки от картины этого лугового простора. Земля немереная, плодородные поля с перелесками, роскошные сенокосы в степи разноцветной. Решила безземельная семья дедушки найти лучшую долю здесь.
Первые годы жили бедно, работали все до седьмого пота. Огромным трудом от зари до зари за относительно короткое время довели свое хозяйство до зажиточного уровня.

В 1914 году грянула империалистическая война. Моего отца, как бессемейного, призвали в армию. Он воевал пулеметчиком, был контужен и ранен. Вернувшись домой в село Коробейниково в 1917 году, отец женился, начал вести хозяйство. Личный пример самозабвенно трудолюбивых отца и матери порождал и у нас, двенадцати-тринадцатилетних пацанов, внутреннюю потребность заботиться о близких и исполнять любое порученное нам дело.
Великая Отечественная война выбила самых сильных и здоровых мужиков, осиротила семьи, оставила без рабочих рук поля. Мой отец Леонтий Иванович погиб в 1943 году в бою за город Великие Луки. Он воевал минометчиком под знаменем Сибирской дивизии. У мамы нас, детей, осталось четверо…»