Искусство – быть собой

8 / 2016     RU
Искусство – быть собой
Олеся Соколова актриса театра "Старый дом"
Олеся Соколова не говорит высоких слов о служении театру и некомфортно чувствует себя в гуще творческих тусовок. Но в разговоре с ней театр становится более близким, честным, понятным.

СТИЛЬ: Олеся, если есть творческий почерк человека, то, наверное, есть и творческий почерк театра. Какой он у «Старого дома»?

ОЛЕСЯ СОКОЛОВА Каждый сезон из разных городов и стран к нам приезжают по четыре-пять режиссеров, и мы как артисты должны быть все время готовы работать с разными людьми, школами, системами. С одной стороны, это значит каждый раз начинать с нуля, снова и снова проверяя свой профессионализм. С другой — это огромная свобода выбора, когда ты не зависишь от мнения художественного руководителя театра (а они обычно довольно ревностно относятся к параллельной творческой деятельности актеров) и можешь дополнительно заниматься тем, что тебе нравится. Я, например, еще преподаю в институте и занимаюсь любительским театральным проектом для взрослых — «Куб». И у нас в труппе многие ребята, помимо основной профессии, имеют очень интересные хобби. Например, Ларису Чернобаеву вы знаете — она обладатель Кубка мира по пауэрлифтингу.

Кто выбирает, с какими режиссерами будет работать театр в новом сезоне?

Художественный совет театра. Обычно творческие отношения между театром и режиссером завязываются на фестивалях, где на практике можно увидеть ту или иную авторскую работу. Потом ведутся переговоры, сопоставление графиков работы, мы ждем наших мастеров из Москвы, Санкт-Петербурга, Германии, Италии, Польши…

Каждый новый режиссер — это своего рода эксперимент. Насколько далеко театр может зайти в работе с новыми форматами?

Мы действительно не всегда знаем, что выйдет из очередного проекта, но нарушение правил, путешествие по разным временам и пространствам всегда было в нашем характере. Если вы имеете в виду что-то скандальное, то специально ничего такого не делается. Хотя многие режиссеры хотели бы от зрителей какой-то неоднозначной реакции. Например, режиссер двух наших итальянских спектаклей — «Пер Гюнт» и «Трилогия» — Антонио Лателла сказал, что, если после первого акта ползала встанет и выйднт — это будет наша победа.

А что там такого особенного?

Ну, возьмем, например, такого фантазера, как Пер Гюнт. Всю жизнь он живет в своем вымышленном мире, поэтому его рождение режиссер решил показать тоже через призму его фантазий. Начинается спектакль, на сцене лежит огромный и очень похожий на настоящего двухметровый олень. И из него «рождается» совершенно голый артист, произносящий свой первый монолог. Так начинается его жизнь.

Чем еще отличается европейский театр от русского?

Вот мы с вами сейчас пьем чаек, «бытуем», как говорит режиссер нашего «Вишневого сада» Андрей Михайлович Прикотенко. И, мне кажется, это очень точная характеристика русского театра. В европейском театре и режиссер, и артисты постоянно буквально выворачиваются наизнанку. То, что я видела у литовских режиссеров Някрошюса и Римаса Туминаса, — это самое высокое напряжение: если человек любит, то любит одержимо, и ненавидит так же. А у нас можно тихонечко пить чай и кого-нибудь ненавидеть, пить и ненавидеть — совсем как по Чехову.

Но ведь нельзя все время жить с оголенными нервами. С другой стороны, как актеру оставаться на сцене «живым», по многу лет играя одни и те же спектакли?

Эта сложность мне знакома — хотя бы по спектаклю на стихи Веры Полозковой «Люболь», который мы играем на третьей сцене в «Красном факеле». Сегодня текст, произносимый нами, звучит уже не так, как пять лет назад, — мы выросли, мы играем другой спектакль. Люди, которые уже были на нем десяток раз, спрашивают, что изменилось: «Наверное, вы добавили какие-то другие стихи?» Нет, мы просто стали другими людьми. Поэтому в профессии время от времени нужно возвращать себя в точку отсчета, отвечая себе на вопросы «кто я?», «зачем я делаю это сегодня?», «почему театр, а не кино?» и т. д.

А почему вы выбрали театр?

Я влюбилась в него в третьем классе средней школы, когда начала ходить в театральную студию и сыграла свою первую роль в сказке — это была Лиса. И после дебюта, надо сказать, профессию я больше не выбирала, хотя были мысли стать стюардессой или врачом. В реальной жизни в нашей профессии романтики мало: мы часто не принадлежим ни семье, ни себе. Наверное, я сейчас скажу очень откровенную вещь, в которой никто никогда не признается: мной как актрисой во многом движет эгоизм. Я хочу выйти на сцену, я хочу нравиться, я хочу говорить со зрителем на волнующие меня темы. B этой ситуации мне театр нужен больше, чем я ему. В этом я могу сегодня признаться. Он меня определяет и расшифровывает для самой себя в первую очередь. Раньше мне, закончившей одну из лучших школ страны, вообще казалось, что театр — это главное в моей жизни. Я была одержима в поступлении и профессии, – это одна из главных причин, почему я в Сибири. Нормальный такой юношеский максимализм, когда человек склонен сильно преувеличивать свою значимость. Сейчас я со своим эгоизмом борюсь и иногда даже его побеждаю. Со временем я поняла, что в жизни есть и другие важные и очень интересные вещи, хотя по-прежнему я могу сказать, что театр — это необходимость моей души.

Разве вам не важно, скажем, признание? Чтобы вас называли великой актрисой?

Смотря в чем это признание выражается. Если речь идет о том, чтобы получить букет цветов и похвалить себя за то, что сегодня у тебя был красивый макияж, то нет. Другое дело, когда зритель пишет тебе после спектакля, что он сегодня что-то такое для себя понял. Или как после последнего спектакля «Люболь» один парень признался, что писал стихи, и я предложила ему выложить их в своей группе, он это сделал — вот это того стоит, чтобы его мир почитал, чтобы он не боялся открыться. Такое маленькое чудо. А быть в тенденции, быть модным, говорить правильно, все с кем-то соглашаться, не иметь возможности высказать свое мнение и еще масса обязательств, которыми зачастую обременены известные актеры, — мне не близко. Многие творческие люди вообще стараются избежать театральных тусовок, потому что там всегда нужно быть частью толпы. Между тусовкой и «внутренней монголией» я предпочитаю выбирать второе.

То есть вы не типичная актриса в ореоле загадочности?

Вы знаете, то, что артисты, извините за грубость, ходят в туалет бабочками, — это иллюзия. Часто, знакомясь с новыми людьми, я даже не хочу говорить, что я актриса. Самое смешное происходит на отдыхе. Например, этим летом муж рыбачит на реке Катунь, я рядом с ним, внешне – типичный турист. И как только люди узнают о моей работе, начинается: «Ах, ты актриса!..» Наверное, ждут чего-то особенного. Я, кстати, все думаю, почему у людей такая реакция? При знакомстве со стоматологом никто ведь не восклицает: «Боже мой, стоматолог! И что — как там зубы?..» Мне кажется, что преувеличенные ожидания и восторги происходят из тусовки, с этой ярмарки тщеславия, где у людей появляется привычка играть определенные роли, расточать комплименты и улыбаться, даже если на самом деле они в данный момент чувствуют что-то другое. А почему так надо — скажите, почему? Почему надо обязательно хорохориться и говорить, что все хорошо? Зачастую провалы и кризисы дают человеку гораздо больший стимул для творческого роста, чем дежурная похвала того, что никого давно не вдохновляет, но все боятся в этом признаться.

С этой точки зрения нормально — встать и выйти из зала, если спектакль не понравился.

Да, иногда именно это и нужно — встать и выйти из зала. Это необходимо внутреннему миру человека. Мне кажется, сейчас искусство как раз строится на том, что ты должен максимально быть собой — ближе к себе, без пафосных пузырей. У тебя плохое настроение — ну побудь в нем, проживи его. Хорошее — скажи человеку, что он красив. Но это, конечно, не просто, я сама часто с собой борюсь.

Что ждет зрителей «Старого дома» в новом сезоне?

Сезон будет непростой, но очень интересный. Например, «Вишневый сад» — постановка, в которой сделано все, чтобы отойти от классической версии, от рюшечек, История о потерянном рае, будь то детство или счастливое прошлое. У нас не будет Раневской в шляпе с большими полями, привычного Лопахина. Здесь главное, чтобы в погоне за тем, чтобы сделать «не так, как раньше», не потерялась суть спектакля. Если мы работаем над Чеховым, значит, зритель должен прийти и увидеть Чехова. Просто другого. Для меня важен автор. Мы ищем золотую середину, новый способ выражения всем известной истории.

Какие еще интересные проекты планируются?

Из экспериментальных — пластический спектакль Максима Диденко «Я здесь». Проект «Новая музыка» в «Старом доме» — музыкальная задумка, сделанная в похожем ключе с недавно вышедшей фантастической оперой «Снегурочка» композитора Маноцкова. А режиссер Антон Маликов будет работать над пьесой «Перед заходом солнца». Будет идти еще один спектакль Маликова — детектив «Недоразумение» по Камю. Словом, сезон будет классный — можно будет и подумать о каких-то серьезных вещах, и просто посмотреть классику, отдохнуть, и даже посмеяться.

Олеся, вы ведь занимаетесь еще социальной деятельностью. Расскажите немного о ней.

Почти год я вела совместный социальный проект вместе с Ольгой Стволовой –
она творческий человек, активно занимающийся социальной деятельностью. Однажды Ольга пришла на наш спектакль «Трилогия», который идет пять часов и который перевернул ее мир. После просмотра она поняла, что хочет и может ходить в театр, хочет и может быть другим человеком. И ее жизнь действительно начала меняться. Видя, как она влюблена в театр, я предложила ей сделать проект для людей с ограниченными возможностями. Мы с Галей Пьяновой и командой педагогов выпустили спектакль «Ангел с усами» по пьесе Тонино Гуэро. Спектакль впечатлил общественность и помог участникам стать свободней, счастливей, быть нужными, обрести крылья, – это того стоило.