По ту сторону потребления

8 / 2016     RU
По ту сторону потребления
Маттиас Навратт немецкий писатель
Маттиас Наврат поделился с журналом СТИЛЬ некоторыми результатами исследования сибирской души и рассказал, что тревожит сегодня душу европейца.

СТИЛЬ: Маттиас, формат «писательской резиденции» сегодня очень популярен. Не могли бы вы рассказать о нем подробнее?

МАТТИАС НАВРАТ: Многие фонды поддержки культуры, писательские ассоциации, городские департаменты культуры содержат так называемые арт- или писательские резиденции, открытые для всех представителей творческих профессий. Мы подаем заявки на проживание в резиденции, и после знакомства с нашими работами принимающая сторона предоставляет жилье и рабочее место, а также дает переводчика, если это необходимо, — на срок от двух недель до полугода. За это время гость резиденции должен выступить в городе с лекцией или дискуссией, принять участие в публичных чтениях. Писателю такой формат дает возможность обогащать привычное творческое поле и знакомиться с невероятно интересными людьми. При этом резиденции в Европе, Америке и Сибири существенно отличаются. На Западе тебе чаще всего просто дают квартиру и назначают стипендию – работай в своем графике. А для Новосибирска, например, это первый подобный опыт, и здесь Гете-Институт организует для меня очень много встреч с писателями, переводчиками, журналистами и совершенно обычными людьми — практически я вижу все стороны жизни города.

И как впечатления?

Я был сильно впечатлен тем, насколько по-европейски здесь все выглядит: кафе, бары, люди и их одежда — такого я совершенно не ожидал. Я сталкиваюсь с новосибирцами в разных ситуациях: в лифтах, в коридорах и на улицах. И понимаю, что мы смотрим одни и те же фильмы и потребляем одну и ту же музыку. Вообще, оказалось, что мы все включены в один и тот же мировой контекст — экономический кризис, нашествие мигрантов. Люди в Сибири имеют представление об этом и понимают, что происходит. Меня это удивляет, потому что я думал, что вследствие последних политических событий произошла изоляция российского общества, что это закрытая страна с собственной историей и культурой, которая откладывает отпечаток на повседневную жизнь. Сейчас понимаю, что ваша культура действительно самобытна, но в ней угадываются европейские черты, так же как в европейской культуре есть глубокий русский след.

Вы можете привести пример?

Да. Когда я в Новосибирске еду в лифте и в него заходит кто-то еще, здесь не принято разговаривать. Максимум, что я могу услышать: «Привет». В Германии в такой ситуации обязательно возник бы small talk (легкая неделовая беседа. — прим. ред.). Вы же не считаете нужным улыбаться и поддерживать разговор — это ваша национальная особенность. С другой стороны, в личных беседах, которые ведутся в России, очень много сердечности и даже патетики. Например, мой первый день в Новосибирске совпал с моим днем рождения. Мы с моими новыми друзьями пошли пить пиво, и за столом говорились потрясающие, сердечные, честные тосты, совершенно немыслимые в Германии. Например, одна из сотрудниц Гете-Института сказала: «Как здорово, что ты пишешь, несешь людям добро и делаешь такое благо для человечества!» Вот такой тост в Германии невозможен, и, наверное, поэтому подобные вещи очень сильно затрагивают нашу душу.

Кстати, как вам новосибирское пиво?

Очень хорошее! Мы были в крафтовой пивной, где пиво варят сами — 80 сортов. Я попробовал три или четыре сорта и скажу вам: пиво отличного качества. А уж в этом я разбираюсь, потому что сам вырос в Баварии, в городе Бамберг, который очень гордится своими пивоваренными традициями. В моих родных краях варятся лучшие сорта, поэтому пиво — практически первое, что я пробую в новых местах. Новосибирск получил зачет!

Маттиас, поскольку вы говорите о родстве экономических и социокультурных процессов на Западе и в России, хотелось бы знать, какие проблемы сегодня волнуют европейцев? Может быть, они откликаются и у нас.

Очень многих людей в Европе волнует личностная зависимость от глобальной экономики — это первая проблема. Вторая — интернет. То, как он вмешивается в личную свободу человека, в его образ мысли. Также я заметил, что в последнее время распространяется нигилизм. Конечно, это было и раньше, но сейчас приобретает совершенно новые масштабы. Дело в том, что еще несколько десятилетий назад у людей была вера в силу капиталистической системы, в то, что миром правит потребление. Со временем оказалось, что это не так, и возник некий ценностный вакуум. Стало понятно, что прежние ценности достаточно хрупки. Начался поиск веры, но не как религии, а как каких-то утопий — ищется нечто по ту сторону потребления. Я лично знаю очень многих людей, которые бросили свою успешную карьеру и ушли с работы, чтобы заниматься чем-то более креативным. И вот этот идейный вакуум с одной стороны и желание найти некую утопию с другой — все это сильно подогревается популистами. Они предлагают обществу ответ в виде новых националистических идей. В мире появляется тяга к четкой национальной идентичности. Это во многом связано и с беженцами из военных регионов, потому что именно беженцы раскололи европейское общество надвое: теперь есть те, кто хочет им помогать, и те, кто боится потерять свою национальную идентичность.

Вы к какому лагерю принадлежите?

С человеческой точки зрения, конечно, нужно помогать — это правильный путь развития цивилизации. Но тут же возникает вопрос: а как помогать? И вот в поиске ответа на него появляются реальные политические проблемы. Поэтому популисты все больше берут власть в свои руки и правят умами людей: они умеют обобщать очень конкретные проблемы. Если произошло какое-то преступление, совершенное беженцами, то сразу же делается вывод: у всех беженцев криминальное прошлое. Но давайте глобально посмотрим на проблемы, существующие в мировом сообществе. Климатические и экономические изменения говорят о том, что беженцев будет все больше и больше: люди будут бежать от засухи, голода, войн — таково будущее нашей планеты. И пусть это звучит наивно, но реальный выход из ситуации — объ-единяться и помогать друг другу там, где это возможно.

И все же, в желании сохранить свою национальную идентичность нет ничего неестественного. В конце концов, разнообразие мирового культурного богатства обусловлено самобытностью культур разных народов.

Мне очень часто задают вопрос: кто я? – польский или немецкий писатель. И я до сих пор не могу на него ответить. Дело в том, что у моей мамы чисто польские корни, а с папиной стороны семья происходит из региона, который был то польским, то немецким. Сам я с детства читал польскую, немецкую, русскую, северо- и южноамериканскую литературу. И таких писателей, как я, для которых национальные границы стираются, становится все больше. Плюс мобильность современной жизни: можно родиться в Испании, а потом тридцать лет жить в Берлине, Париже или Лондоне. Возможно, через десять лет невозможно будет точно сказать: вот это типично французское кино, а это чисто немецкая манера. И эта тенденция будет только набирать обороты.

И как в этом пространстве без границ ориентироваться человеку? Должна же быть какая-то понятная система координат, какие-то ценности.

Смотря что иметь в виду под ценностями. Например, тебе нужно работать и быть экономным, чтобы построить дом, — типично протестантские ценности. А вот другая ценность, с которой мы столкнулись в связи с притоком беженцев: низвержение женщины и презрительное к ней отношение. Или патриархальные христианские ценности, согласно которым женщина не могла решать свою судьбу: получать образование, иметь право голоса, контролировать рождение детей. Так что понимание ценностей в том или ином обществе должно быть очень глубоким и адаптированным к современной жизни, иначе этой категорией можно легко манипулировать. Я все-таки за те ценности, которые декларируются во всех культурах: не убей, не укради, не бей слабого — вот они мне понятны.

Вы сказали, что многие европейцы обеспокоены возрастающим вмешательством интернета в личную свободу человека. Что вы имели в виду? В конце концов, все мы здесь сидим с гаджетами — и это очень удобно.

Интернет — самое крутое изобретение человечества, и я его очень люблю, пользуюсь всеми возможностями, которые он дает. Интернет поспособствовал возникновению новых экономических концепций — таких как airbnb, когда можно, например, меняться домами и жить то в одной стране, то в другой. С другой стороны, интернет — это вызов человечеству, который поднимает на поверхность новую проблему — защита персональных данных. Нужно очень внимательно относиться к информации и фотографиям, которые ты выкладываешь в сеть, чтобы ими не воспользовались различные компании. Или чтобы не возникло ситуации, как в масс-медиа начале XX века, когда СМИ использовались для политических и пропагандистских целей. Так что мне как потребителю интернета нужно очень хорошо понимать, что именно я потребляю, чтобы понимать, в какой момент мной начинают манипулировать, и не допускать манипуляций собой.

Вы не боитесь, что однажды яркий, разнообразный и интересный мир интернета люди однажды навсегда предпочтут книгам?

Бывают такие опасения, но книги настолько самостоятельны, что всегда смогут дать то, чего не предложит интернет, — возможность выйти из стремительного мира, который нас окружает, и побыть наедине с собой. Поэтому книги не исчезнут никогда.