Чтобы говорить о театре, нужно определиться с терминологией

10 / 2017     RU
Чтобы говорить о театре, нужно определиться с терминологией
Анна Константинова театральный критик, эксперт различных фестивалей, в том числе Национальной театральной премии «Золотая маска», член жюри Новосибирского театрального фестиваля-конкурса «Парадиз» (2017)
О «палеолитическом примитиве» в контексте современного искусства, «гастролизации» режиссеров и условной свободе художников.

СТИЛЬ: Анна, вы уже успели посмотреть несколько спектаклей в рамках фестиваля-конкурса «Парадиз» (интервью проходило 14 ноября — прим. ред.), какое у вас сложилось впечатление о театральном уровне Новосибирска?

АННА КОНСТАНТИНОВА: Несмотря на то, что в Новосибирске я впервые, многие из спектаклей «Парадиза» уже видела в записи. И с режиссерами, работы которых нам удалось посмотреть: Митей Егоровым, Тимофеем Кулябиным, Сергеем Чеховым, — бОльшая часть экспертов нашей (и не только) страны уже знакома. Поэтому все положительные впечатления пока что были предсказуемыми.

Действительно ли сегодня в московских и питерских кругах Новосибирск в театральном контексте оценивается как явление достаточно высокого уровня?

Сегодня понятие «провинция» связано скорее не с географией, а с мировоззрением. Безусловно, Новосибирск никто не воспринимает как театральную провинцию. И потому, что постановки работающих здесь режиссеров знают по всей России, и потому, что сейчас вообще нет такой жесткой привязки деятелей театра к городу или учреждению. Если режиссер востребован, он может ставить практически везде — от Москвы до Южно-Сахалинска. Новосибирск на этом пространстве стал действительно заметным театральным явлением, а насколько он своеобразен — это уже другой вопрос.

Как по-вашему, то, что сейчас режиссер, по сути, «вольная птица», не имеющая жесткой привязки к театру, — это положительная или отрицательная тенденция?

Мне кажется, что сегодня проблема не столько в режиссерах, сколько в тех людях, которых именуют художественными руководителями. Я бы сказала так: в идеале театру нужен человек, чьи творческие амбиции связаны именно с этим конкретным театром и который готов взять на себя ответственность за их осуществление. Не в том плане, что он желает получить пять «Золотых масок» в ближайшие пять лет, а скорее в том, что у него есть художественная программа, реализацию которой он планирует именно в этом городе, имеющем исторический и культурный бэкграунд. Именно художественный руководитель решает, каких приглашать режиссеров для воплощения своей программы, какие пьесы включать в репертуар и так далее… Вот таким образом и может сформироваться стиль театра, его своеобразие. К сожалению, в крупных городах такая тенденция сейчас не слишком распространена. Всеобщая «гастролизация», когда режиссеры мечутся по стране, не имея достаточно времени, чтобы контактировать с труппой, вникать в ее специфику или погружаться в уникальную городскую среду, создает некий «усредненный» театральный стиль и уровень для любой точки России. Таким образом, спектакли некоторых режиссеров могут быть, без сомнений, узнаваемыми, хорошо сделанными, но не отражать культурных особенностей города или региона.

А этот отпечаток должен быть?

Вероятно, если мы говорим о городском театральном стиле. Главное — чтобы театр был живым, чтобы у него была обратная связь со зрителем. Сегодня коммуникация такого рода явно лучше удается студийным коллективам (яркий пример — театр «Парафраз» из города Глазова). Там зачастую рождаются настолько самобытные, актуально звучащие вещи, которые в больших государственных театрах редки.

Есть ли какие-то спектакли 2017 года, которые произвели на вас яркое впечатление?

Совсем недавно закончилась моя работа в качестве эксперта «Золотой маски», и, конечно, множество впечатлений соотносится именно с ней. Могу с ходу назвать два спектакля: «Магазин» Альметьевского татарского государственного драматического театра и «Изгнание» Московского академического театра имени Владимира Маяковского. В основе обеих постановок — хорошая современная драматургия, режиссура опирается на подробную работу с актерами. И в результате получилось как раз то, что я называю «живым театром»: в нем важны и проявлены взаимоотношения артиста с текстом, артиста с пространством, артиста с собственным телом… Такую атмосферу невозможно создать с налету, приехав в театр за пару месяцев до выхода постановки в свет, — это долгая, наполненная, «прожитая» работа. Композиционно-эмоциональные связи, присутствующие внутри этих замечательных работ, – вот что впечатляет и находит отклик у зрителя.

Есть авангард, который неизбежно становится мейнстримом,
а потом на какой-то стадии переходит в рутину.
Сейчас российское театральное сообщество
находится на этой грани

Ведь зачем человек идет в театр? Как и столетия назад — для того чтобы получить определенный «пакет» ощущений и эмоций, которые для него наиболее актуальны в данный момент времени. И тогда искусство театра работает словно увеличительное стекло, которое в немного гипертрофированном, но художественно организованном виде может показать зрителю желаемое. Здесь может быть масса вариантов: кто-то идет за визуально богатой картинкой и постановочными трюками, кто-то — чтобы увидеть живьем любимого артиста (и зачастую этому зрителю не важно, что именно происходит на сцене), а кто-то — для того, чтобы опосредованно, через сопереживание героям спектакля решить свои внутренние вопросы, конфликты.

А как вы относитесь к так называемым современным формам театра, перформативным?

Так сложилось исторически, что в нашей стране на протяжении последних ста лет активно развивалась и была на виду академическая школа любого вида искусства, в том числе и театра. При этом ярко проявляли себя и студийные направления — они были мало изучены искусствоведением, но хорошенько подпитывали академический сегмент. И все это происходило как раз тогда, когда на Западе достигли пика популярности разнообразные перформативные формы (наряду с тем, что там же неизменно вызывали заслуженное восхищение наши родные академические успехи). А когда в России тридцать лет назад стало «всё можно», мы настолько погрузились в освоение перформативной стороны искусства, что до сих пор не понимаем: это уже далеко не авангард. Есть неумолимый закон: любое новаторство в искусстве появляется как авангард, затем переходит в разряд мейнстрима, а затем может стать и рутиной… И лучше грань между двумя последними пунктами не переходить. Наверное, самый расхожий тому пример — кинопроекция, которую использовал в спектаклях своего «политического театра» еще немецкий режиссер Эрвин Пискатор (это 1920‑е!): в свое время это было ярким новаторством, а сегодня явно превратилось в общее место российских постановок всех жанров. Таких примеров можно, увы, привести немало. И очень многие из них относятся именно к перформативным высказываниям: это ведь довольно соблазнительно, поскольку, согласитесь, не требует большого приложения труда и профессии. Молодые художники могут быть, без сомнения, талантливыми, обаятельными, но ведь мы часто попадаем и под обаяние палеолитического примитива — тех же наскальных рисунков. В них масса красоты и экспрессии, они до сих пор волнуют людей. Просто мне кажется, что театральному сообществу пора осознать: само по себе разнообразие перформативных приемов на сцене уже давно потеряло право именоваться авангардом.

Может быть, нам нужно дойти до какой-то грани?

Мне кажется, нужно сначала освоить профессию, чтобы пользоваться инструментами современного искусства на филигранном уровне. То есть не нужно отказываться от таких форм, нет. Вся проблема в том, что если режиссер «сел на прием» и год за годом, спектакль за спектаклем продолжает его эксплуатировать, то спустя некоторое время его работы уже не будут вызывать этот «вау-эффект», под которым нет ни крепкой профессиональной, ни зрелой личностной основы.

Что же будет дальше?

Как бы ни хотелось видеть мир иначе… но объективно художник всегда находится в ситуации заказа. А если есть заказчик, значит у него будут определенные пожелания и требования, это ведь и есть задача искусства — удовлетворять эмоциональные потребности человека. Поэтому здесь и встает вопрос о личности художника и о том, на что он готов пойти, чтобы соответствовать пожеланиям своей аудитории или убедить ее в своем праве на эксперимент.

Как нам, зрителям, относится к этим ярким, порой непонятным художественным проявлениям?

Я всегда за взаимное уважение и активный культурный диалог. Не нравится спектакль — встань и выйди из зала. А если все-таки сохранилось любопытство… Хочу посоветовать зрителю по мере возможности читать не только рекламные анонсы, но и серьезные рецензии (в идеале — еще и пьесы, постановки которых вы собираетесь посмотреть). Это оградит вас от возможных разочарований, даст возможность глубже окунуться в атмосферу спектакля, полнее осознать мысль его автора/режиссера, лучше понимать язык современного театра. Ведь для того чтобы вести полноценный диалог, нужно сначала определиться с терминологией.