Американские заметки доктора Ставского

6 / 2017     RU
Американские заметки доктора Ставского
Александр Ставский врач клиники UMG, хирург-ринопластик
Ведущий ринопластический хирург клиники UMG Александр Ставский недавно вернулся из Америки, где у него была запланирована насыщенная программа по обмену опытом с лучшими специалистами в области пластической хирургии носа.

Стиль: Александр Евгеньевич, насколько оправдались ваши ожидания от этой поездки? Была ли она полезной?

Александр Ставский: Да, это было интересное путешествие со многих точек зрения. Я запланировал посмотреть две американские клиники и встретиться с двумя пластическими хирургами, которых мне рекомендовали как лучших профессионалов в своей области. Для меня было важно увидеть их работу в операционной и соотнести свой уровень с их компетенциями. В этом плане поездка удалась.

Обе клиники, в которых вы побывали, были частными?

Нет, первая клиника была государственной. В ней я познакомился с доктором Марком Коднером (Mark Codner). Еще до отъезда я отправил ему, как это принято, свое резюме, и он уже представлял более-менее мой уровень как хирурга. Программа в этой клинике была очень насыщенной – много операций. Ежедневно на информационных досках, где пишется операционный план, писали мою фамилию, как визитера из России.

То есть вы могли видеть основную часть операций?

Конечно, но самым ценным было даже не это. После каждой операции у нас с доктором Коднером были дискуссии и обсуждения того, что бы я сделал и как. Первый день был для меня ознакомительным, а во второй с начала операционного дня и до его окончания я присутствовал на всех операциях. Были дискуссии с рисованием на бумажках этапов операции и их обсуждения. Доктор Коднер считается одним из лучших пластических хирургов в мире по операциям в средней зоне лица. Он берется за любые переделки, причем даже после двадцати хирургов исправляет ситуацию и добивается прекрасных результатов. У него потрясающие знания анатомии, современных методов, оборудования. Общение с ним было настоящим удовольствием с профессиональной точки зрения.

Вы почерпнули что-то новое?

Скорее, я убедился в правильности своего курса. Все операции, которые я смотрел, представляли собой открытую ринопластику. Методики, которыми пользовался Коднер, я знаю и применяю в своей каждодневной практике. Инструменты у нас одни и те же. Хотя тут был даже забавный момент. У нас возникла дискуссия по поводу использования пьезоинструмента для работы на костях. Он, выслушав меня, был, по его словам, поражен, что доктор из Сибири владеет инструментом, о котором он сам только слышал, но в своей практике не использовал.

А что такое пьезоинструмент? Для чего он нужен?

Я в клинике UMG как-то взял его на заметку, увидев у наших стоматологов и челюстно-лицевых хирургов. Они с помощью подобного инструмента бережно распиливают ткани зуба или челюстных костей. Распил получается очень тонкий, деликатное обращение с костью способствует ее быстрому сращиванию. Можно шлифовать костные структуры, делать их гладкими. Я попробовал работать им давно, после того как прочитал об этом методе в статье одного из европейских медицинских журналов, и был поражен возможностями этого инструмента. Позже на конференции в Санкт-Петербурге я попал на лекцию одного из корифеев ринопластики, где также обсуждались преимущества использования данного метода и инструмента. В результате я понял, что это действительно более прогрессивный путь, и стал пользоваться именно пьезоинструментом, про рашпили практически забыл. Изредка, конечно, пользуюсь ими, но основная работа делается при помощи пьезохирургии. В Новосибирске я не знаю пока никого, кто это использовал бы в повседневной деятельности. Собственно, об этом я Марку Коднеру и рассказал. Он был удивлен, что какие-то европейские новинки до нас доходят быстрее, чем до него. Обещал, что тоже попробует эту методику.

Пластический хирург Марк Коднер (США) с коллегами

Вы затронули интересный аспект – оснащение операционных в американских клиниках. Насколько оно превосходит, к примеру, оснащение вашей обычной операционной?

Вы знаете, меня поразил как раз тот факт, что оборудование абсолютно то же самое. Я, естественно, ехал с целью увидеть какие-то чудеса науки и техники. Но, к счастью или к сожалению, в нашей операционной клиники UMG установлено абсолютно все, что использовал мой американский коллега. Если завтра доктор Коднер решит взять билет на самолет и приехать оперировать в Новосибирск, ему не придется везти с собой ничего!

А сам стиль работы американских хирургов отличается от вашего? Какое настроение царит в операционной?

Обстановка в операционной примерно такая же, как у нас – рабочая. Все очень сосредоточены, стандартный медицинский юмор, позитивный музыкальный фон.

Есть ли какие-то особенности у американских хирургов в плане подготовки к операции?

Знаете, скорее эти особенности связаны с индивидуальными привычками докторов, а не с их национальностью или местом работы. К примеру, я готовлюсь к каждой операции накануне. Могу перед отдельными случаями просмотреть определенные книжки, перелистать нужные статьи, провести всю операцию у себя в голове, даже во сне порой прокручиваю ход предстоящей операции. В этом мы с Коднером похожи. Он так же фанатично предан своей работе, включен в нее 24 часа в сутки.

Какие актуальные проблемы ринопластики сегодня волнуют вас обоих?

Самые актуальные проблемы мы обсуждали очень подробно. В частности, меня интересовали подходы американских хирургов в предупреждении послеоперационного отека. Я очень конкретно и подробно выяснял детали операции и послеоперационного ухода с этой точки зрения. Но никаких особенных фишек или новшеств не нашел – все стандартно. Они, как и мы, активно используют холод на первых этапах операции, чтобы сократить сосуды. Гипсовые повязки некоторые хирурги заменяют термопластическими материалами. Но никаких особых новшеств я не увидел, все то же самое, что и у нас.

Вы говорили не раз о том, как это важно для хирурга – не замыкаться на собственных представлениях и впускать общемировые тренды пластической хирургии в каждо­дневную практику. Каковы эти самые тренды сегодня?

Главный тренд современной пластической хирургии в мире  – минимум синяков и отеков после операции, кратчайший период реабилитации. Я работаю над этим уже лет семь. У меня давно нет пациентов с заплывшими, отекшими лицами, у которых смыкаются глаза, как будто их лопатой били по лицу.

Второй важный момент – это постоянный анализ всех действий, которые ты совершаешь во время операции, особенно если что-то пошло не так, как планировалось изначально. Важный момент: американские хирурги, видя, что полученный результат им не нравится, спокойно «разбирают» нос и начинают все фактически с нуля. Задача – прийти к идеальному результату в ходе одной операции.

Из вашего рассказа понятно, что пребывание в государственной клинике вас впечатлило…

Там я встретил коллегу-единомышленника (смеется).

А что с клиникой частной? Там было так же интересно?

Второй доктор, с которым мне довелось поработать, – это Роберт Колграв (Robert Colgrove). Он специализируется в большей степени на операциях на молочных железах. Ринопластика – не основной его вид деятельности. То, что я увидел в его операционной, – это методики и уровень, которыми я обладал в начале своей карьеры.

Чем различаются в США частные клиники и государственные?

В государственной я увидел гораздо более высокий уровень мастерства, хотя это может быть связано с этими отдельно взятыми клиниками. К тому же там исповедуется тот же комплексный подход, на котором мы сконцентрированы в клинике UMG. Я имею в виду тот факт, что при ринопластике к пластическому хирургу там может присоединиться и отоларинголог, и челюстно-лицевой хирург, и стоматолог. Я посвятил несколько часов общению с отоларингологом, поскольку это моя первая специальность. Он показал мне абсолютно идентичное нашему оборудование, той же марки Karl Storz. Из чего я сделал вывод, что UMG в этом смысле абсолютно в тренде, и планку мы держим мировую.

Было ли вам комфортно в США, учитывая некоторые политические разногласия между нашими странами?

Некоторые опасения у меня были до поездки, я даже давал себе зарок не говорить о политике вообще. Но никакой напряженности в отношениях с американскими докторами у меня не возникло. Все были очень доброжелательны и приветливы, постоянно обнимали меня, расспрашивали о России, о Сибири. Конечно, обсудили всё, что происходит в мире, но сошлись, что общего у нас гораздо больше, чем различий.

На этом ваши профессиональные поездки не заканчиваются?

Ни в коем случае! Я еще раз убедился, что нужно минимум раза два в год куда-то выезжать. Причем ездить нужно не просто на конференции, а именно в операционные, чтобы понимать уровень своей конкурентоспособности и уровень своего развития. Эти путешествия требуют, конечно, серьезных финансовых затрат, но оно того стоит. Конечно, эти командировки, как и прежде, будут очень сжатыми по времени, потому что в Новосибирске меня ждут пациенты, которых нужно оперировать. Это моя настоящая жизнь. Я в каждом долгожданном отпуске на третий день начинаю ловить себя на мысли, что чего-то мне не хватает. Все время кто-то звонит, пишет... В общем, отдыхать не получается.

Наверное, у всех хороших врачей так?

Только пациенты так говорят о докторах: «хороший врач». Для меня это, без шуток, очень ценно. Это самая большая благодарность. Она не измеряется финансами, она измеряется только доверием. Когда девушка приводит свою подругу, мама приводит дочь, сын – отца. В этот момент понимаешь, что ты не зря работаешь и делаешь все правильно.

Лицензия ЛО- 54-01-002453 от 23 декабря 2013 г.