Наука, которую нельзя потерять

СТИЛЬ: Дмитрий Маркович, есть ли у вас свое видение развития Института теплофизики, отличное от видения прежнего руководства?

ДМИТРИЙ МАРКОВИЧ: Безусловно, свое видение у меня есть, но это не значит, что я имею совсем альтернативный взгляд на перспективы развития института. Я работаю вместе с Сергеем Владимировичем Алексеенко вот уже 36 лет, со студенческого возраста, пятнадцать из них — был его заместителем в институте. И должен сказать, что все годы его руководства институтом можно охарактеризовать высокой степенью стабильности, в том числе и финансовой. За это время мы добились выдающихся результатов в получении грантов, в привлечении молодых ученых — наша базовая кафедра в НГУ занимает лидирующие позиции по заявлениям от студентов. Атмосфера в стенах нашего института славится свободой творчества и научного предпринимательства, но при высокой личной ответственности каждого сотрудника за свою работу. Все это нам удалось сделать в контексте пристального внимания государства к науке, которым охарактеризовались «нулевые» годы и начало текущего десятилетия. Но все мы ощутили, что последние 2–3 года, на фоне общего кризиса, ситуация с финансированием науки начала меняться в худшую сторону, притом что, например, цены на необходимое нам импортное оборудование остаются неизменными в долларовом эквиваленте. Конечно, мы стараемся зарабатывать сами. Бюджет нашего института составляет около 600 миллионов рублей. Примерно одна его треть — это государственное базовое финансирование, еще треть — гранты, которых у нас действительно много, и еще одна треть — деньги, заработанные нами в индустрии в России и за рубежом. Вот эту третью, коммерческую, точнее научно-техническую составляющую на мой взгляд, нужно существенно увеличить, не потеряв в первых двух.

Что необходимо для этого сделать?

Встроиться в крупные индустриальные проекты и вести работу по вовлечению сотрудников в эту общую глобальную задачу. В то же время каждый рубль государственного базового финансирования сегодня обусловлен возрастанием требований к результативности научной деятельности. Хотим мы того или нет — нам придется немного подкрутить гайки внутри института, чтобы не сдавать своих позиций. И если раньше мы могли заниматься научной деятельностью спокойно и размеренно, то сейчас позволить себе такого не можем: новая реальность такова, что только сильнейшие институты могут рассчитывать на серьезную государственную поддержку, и нам придется гораздо жестче конкурировать за высокие позиции в рейтингах.

Насчет «встраиваться в крупные индустриальные проекты» — это в какие, например?

Основной наш вектор в данном направлении — это высокотехнологичный российский бизнес. Прежде всего я говорю о машиностроении: энергетическом, транспортном и так далее. Конечно, мы также работаем на уровне мелкосерийного производства собственной наукоемкой продукции, например, совместно с нашими партнерами из Академпарка изготавливаем приборы для оптической диагностики различных процессов. Но в целом наша функция представляется мне гораздо масштабнее. Мы очень плотно сотрудничаем с Ленинградским металлическим заводом, производящим паровые и гидравлические турбины для энергетической отрасли. Достаточно интенсивно взаимодействуем с предприятиями авиационного двигателестроения. Для гражданской авиации мы в составе консорциума академических институтов вместе с головным разработчиком — ОАО «Авиадвигатель» (г. Пермь) в течение ряда лет участвовали в разработке двигателя ПД 14. Ему осталось пройти сертификационные испытания, и уже совсем скоро, мы все надеемся, он полетит на новом самолете МС 21 (магистральный самолет XXI века), который разрабатывают в Иркутске. Сейчас на очереди проект следующего двигателя ПД 35 повышенной тяги: как и ПД 14, он планируется к использованию не только в авиации, но и для наземных энергетических приложений. На производство серии таких двигателей выделены серьезные государственные деньги, стартовала программа, и наш институт в эту программу вписан. На прошедшем недавно «Технопроме» я общался с руководством «Объединенной двигателестроительной корпорации», мы совместно видим перспективы очень широкого сотрудничества. Высокотехнологичная индустрия в России много лет жила на научно-техническом заделе, созданном в СССР, но ни Запад, ни Восток не спят, проектируют новые, конкурентоспособные двигатели. А у нашей страны и так не слишком много отраслей, в которых мы можем конкурировать и которые ни в коем случае не должны потерять.

Например?

Информационные технологии, атомная энергетика, и вот — авиационное двигателестроение, в котором мы держим очень хороший уровень в сфере военной авиации, а сейчас укрепляемся в гражданской. На базе двигателей ПД 35 планируется к созданию совместный российско-китайский дальнемагистральный широкофюзеляжный самолет, аналог «Боинга 787». Эта программа рассчитана на 10 лет — не быстро, конечно. Но уже хорошо, что потребности российской промышленности, наконец, совпали со стремлениями ученых, что особенно важно на фоне сложной ситуации с финансированием науки. В оборонной области тоже есть договоренности по совместным работам. Правда, в средне- и долгосрочной перспективе государством уже объявлено смещение векторов к конверсионным технологиям, и нам, соответственно, нужно будет в оперативном режиме перестраиваться. К счастью, для нас это нормально. Наша наука дает базу, а куда ее применять: к военным самолетам, к гражданским авиалайнерам, технологиям производства продуктов питания или товаров массового потребления — не имеет значения. Например, одно из наших научных направлений — волновая динамика газожидкостных потоков, в частности стекающих пленок жидкости. Так вот, результаты можно с успехом использовать как в оборонных приложениях, так и при производстве соков или пищевых продуктов.

С зарубежным бизнесом вы тоже работаете?

Да, есть области, которые не попадают под санкции и в которых мы успешно сотрудничаем с иностранными компаниями. Более 25 лет продолжается наша совместная исследовательская работа с американской компанией Air Products, есть ряд партнеров в Израиле, других странах, и, я думаю, мы наше присутствие на зарубежном рынке еще усилим.

В начале нашего разговора вы сказали о трудных временах и, несмотря на это, как-то очень оптимистично настроены.

Конечно, не всё радужно. Есть масса проблем, и мы ждем от государства определенных шагов, без которых нам не выжить. Но мы уже видим, как сверхприбыли наших добывающих компаний начинают перераспределяться в пользу высокотехнологичного сектора, и, я думаю, подобные тенденции будут набирать обороты. На самом-то деле фундаментальная наука не требует экстремально много денег, и для такого государства, как Россия, вполне по силам ее подпитывать в необходимом объеме. Есть распространенная точка зрения, в том числе во властных структурах, что, если «размазывать масло по хлебу тонким слоем», толку не будет и поддерживать нужно только жизненно важные на сегодня, прорывные направления. А я считаю, что важно подпитывать всё широкое поле фундаментальной науки. Если наши разработки не понадобятся сегодня-завтра, они понадобятся послезавтра. И вся история развития мирового научно-технического прогресса это доказывает. К счастью, это понимание, по моим ощущениям, на государственном уровне все же присутствует. Я как член научно-координационного совета при ФАНО участвовал в разработке и обсуждении проекта стратегии научно-технологического развития России до 2035 года. Это была большая работа с привлечением широкого круга экспертов и организаций — в итоге получился взвешенный и в целом правильный документ. Важно, чтобы он выполнялся.

За годы дружбы с вашим институтом мы поняли, что здесь люди реализуют себя не только в науке, но и в различных интересных хобби. Какие увлечения есть у вас?

Все детство и юность я занимался фотографией и любительской киносъемкой, знал всю технологию процесса обработки фотографий и кинопленки. Интересно, что в институте у нас тоже есть экспериментальные технологии, связанные с фиксированием изображений на какой-либо носитель. Люблю путешествовать и в своих поездках по разным странам с удовольствием дегустирую вина. Дома у меня довольно качественная винотека, в которой хранится несколько сотен сортов вин — как зарубежных, так и наших. Даже бутылочка крымской мадеры 1940 года есть. А еще, наверное, во мне умер историк. Я очень люблю историческую научно-популярную и художественную литературу. В библиотеке на видном месте стоит многотомник Ключевского по истории России, к которому я часто обращаюсь. Все-таки определенный багаж знаний по истории развивает мышление и расширяет взгляд на мир.