Лучшее противопоставление какому-либо ограничению – это самоограничение

СТИЛЬ: Дариуш, в одном из интервью 2017 года вы сказали: «Пусть не будет санкций на культуру — это самое главное». Что вы подразумевали под этим?
ДАРИУШ КЛЕХОВСКИ: Если будут созданы даже неофициальные санкции на культуру, тогда как мы сможем вести международный диалог? Объективно мы понимаем, что на уровне политических взаимоотношений всегда были и будут существовать определенные границы — рамки, важно, чтобы в таком, порой субъективном сегменте общества, как культура, этих границ не было. Ведь даже во время крупных происшествий, катастроф или войн деятели искусства не теряют между собой связь. Стоит сразу отметить, что когда я говорю о взаимодействии двух государств, народов, то имею в виду Россию и Польшу, поскольку моя область деятельности связана именно с этими странами.
И все-таки, говоря «санкции», вы приравниваете это слово к слову «цензура» или оно имеет другое значение в данном контексте?
Я скорее просто перенес слово «санкция» из экономической терминологии, не меняя его значение, подразумевая под этим некий запрет. А если говорить о цензуре, то она существует всегда, даже в авторском искусстве. Да что там, когда человек, представитель культуры, контролирует свои слова, действия, дабы не представить себя в ином свете и не потерять позиции, — это тоже цензура, только внутренняя, и такого, как мне кажется, быть не должно. Особенно в сфере искусства — там должна быть свобода. Хотя и к данному термину нужно относиться серьезно, потому что, в случае, когда твой оппонент или зритель (кино, театра, художественных произведений) чувствует себя дискомфортно, ощущает негативные эмоции по отношению к творцу или просто человеку, с которым он находится в диалоге, это не может трактоваться под свободой, это уже нарушение чужих границ.
Должны ли существовать какие-то общепринятые границы в отношении современного искусства? Где эта грань между красотой и уродством?
Там, где начинается хаос и анархия, человек должен контролировать свои действия. Когда художник (это может быть режиссер, музыкант) понимает, что своим творчеством он может вносить волнения в общество, а хуже того, разжигать социальную войну, тогда цензура становится необходима и неизбежна. Лучшее противопоставление какому-либо ограничению — это самоограничение. Каждый должен уметь чувствовать то, куда двигается его творчество, и если происходит осознание, что оно вносит раздор или накладывает негативный отпечаток, тогда нужно менять подход — это вопросы нравственности, духовности, в какой-то степени даже религии. А вообще, «цензура» — непопулярное слово в Польше, но это скорее связано с тем временем, когда подобного рода ограничения были законны и имели широкое распространение несколько десятилетий назад. Существовал человек, некий чиновник, который принимал решение: будет показано данное произведение широкой общественности или нет. К примеру, великого режиссера и сценариста Анджея Вайды, к которому в принципе польская власть относилась с уважением, цензура также коснулась — хотя бы с фильмом «Человек из мрамора». В 1976 году, когда он был снят, то показался слишком жестоким для поляков, поэтому был запущен в прокат всего в одном кинотеатре Варшавы.
Насколько я знаю, вы занимаетесь популяризацией польской культуры в России и российской культуры в Польше…
Да, я считаю, что без межгосударственного диалога невозможно формирование культурного общества. Обмен опытом, видением — это и является толчком к развитию современного искусства.
Как вы считаете, возможен ли такой диалог между бизнесом и культурой?
Я могу привести ряд примеров, когда крупные, причем российские компании вкладывают свои деньги в развитие того или иного направления искусства. В Беларуси, на одном из самых известных фестивалей «ТЕАРТ» генеральным партнером и спонсором был «Белгазпромбанк», который, как вы понимаете, является ответвлением одной из крупнейших компаний в России. В Новосибирске работает польская компания, которая, понятно, поддерживает финансово все вещи, связанные с культурой Польши, но и вдобавок они обучают и обеспечивают рабочие места детям из неблагополучных семей. Поэтому такие вещи — спонсорство, меценатство — они существуют, вопрос в том, как мы еще можем поддерживать культуру? Потому что в ситуации нестабильности экономики такие вещи, к сожалению, все-таки уходят на второй план и организации начинают поддерживать собственную жизнедеятельность. Но все же способ общения бизнеса и культуры перспективен и реален, главное — создать четкие механизмы, которые помогут осуществлять это взаимодействие. Если брать локально, то в Новосибирске должен быть человек, который будет понимать необходимость создания этих механизмов. Потому что таким образом можно поднять социум — город, страну. Но при этом возникает вопрос: а нужно ли это обществу, воспринимающему от внешнего мира не больше, чем транслируемые СМИ скандальные истории? К примеру, взять фильм «Матильда» — после всего, что про него наговорили, совершенно неважно, о чем это кино, какие ценности оно несет, главное, что о нем протрубили все российские СМИ и телешоу и высказался каждый кому не лень, с учетом того, что картина еще даже толком не вышла в прокат.
Но есть и обратное мнение: общество настолько перенасытилось бесконечными скандалами, что уже не воспринимает их за истину.
По-прежнему существует огромный сегмент людей, которые принимают весь поток информации, идущий от телевидения. А умеющих осмыслять и осознавать, что происходит, не так много, как кажется. Но мы уже начинаем говорить о механизмах управления массовым бессознательным через культуру, что, к сожалению, тоже есть.
Подводя итог нашего разговора, хочется понять, почему для вас, как для личности важна данная область деятельности, создание прочных связей между двумя культурами? Что вы хотите донести миру или, наоборот, получить от мира?
Как минимум я просто люблю Россию, в частности Сибирь. Шесть лет я жил в Красноярске, работал в университете, и, приехав сюда, сразу почувствовал какую-то невидимую связь. Мне были близки по духу люди, с которыми я общался, мне нравилось находиться в этих огромных городах, несравнимых с городками Польши. Здесь ощущалось больше возможностей, тогда как в Польше кругозор ограничивался ближайшей деревней — в пределах 50 км. И сейчас я занимаюсь популяризацией польской культуры не только потому, что это моя родная страна и я хочу, чтобы о ней знали и ее уважали, а еще и потому, что мне просто нравится это делать: жить в России, общаться с ее жителями, осваивать новые города. К примеру, сейчас я в восхищении от Владивостока. Где-то в глубине души я чувствую, что Россия словно моя вторая родина.
А есть ли у вас какая-то конечная цель, к которой вы стремитесь на протяжении жизни?
Самая главная цель — передать имеющиеся у меня знания преемникам — людям, которые будут продолжать мое дело. А если говорить о профессиональной цели, то самый масштабный на данный момент проект — создание польско-сибирской библиотеки как пространства диалога. Но он действительно долгосрочный, мы надеемся, что за ближайшие два-три года сможем его осуществить.