Построение капитализма в России

Что есть рынок?

В России заканчивается период романтического, или либерального, отношения власти к возможностям рыночных механизмов, которые должны были сами по себе, за счет своего внутреннего регулятивного потенциала, обеспечить переход от социализма к капитализму. Постепенно приходит осознание, что далеко не все задачи могут быть решены при помощи делегирования рынку функций управления экономикой. Рынок – это всего лишь особый социальный прибор для измерения стоимости. И он вовсе не предназначен для производства материальных благ и выработки необходимой обществу экономической энергии, как и, например, амперметр не способен производить электрический ток. Рынок создает общезначимое представление о стоимости произведенных товаров, и это та важная функция, которую он призван выполнять в экономике. С помощью этого измерителя людям удается оптимизировать свою деятельность.
Впрочем, несмотря на развитие рыночных отношений, происшедшие в России социальные перемены весьма противоречивы: некоторые из них относятся явно к заслугам капиталистического рыночного строя, но вместе с тем есть сферы, где во весь голос заявляют о себе не менее откровенные провалы социально-экономического и политического характера. В обществе наблюдаются все более требовательные попытки разобраться в том, что произошло, и скорректировать «капиталистическую мысль и практику». При этом процесс осмысления и начавшаяся корректировка общественных отношений очень напоминают давно назревшую ревизию.
Наиболее очевидная тенденция, которая сейчас совершенно иначе расставляет акценты в экономической жизни капиталистической России, связана с расширением плацдарма государственной собственности и усилением роли государства в экономике. Изменения затронули, в первую очередь, область использования природных богатств, а также банковскую сферу и военно-промышленный сектор. Однако откровенно слабые темпы роста свидетельствуют, что формула построения эффективной экономической конструкции еще не найдена. И видимо, не случайно модель переходного периода нигде в официальных документах прямо не называют капиталистической, избегая самого слова «капитализм» в определениях экономической и политической жизни страны.
Возникает вопрос: почему Китай с его ведущей ролью государства в экономике достиг выдающихся результатов, широко используя, в том числе, рынок, частную собственность и капиталистическое предпринимательство, а в России этого не случилось? Казалось бы, и в том и в другом случае, в одной и в другой социалистической стране, капитализм был избран в качестве нового пути развития. Но в российском варианте капитализм умудрился буквально разрушить государство почти до основания, а в другом, китайском, случае возродить чуть ли не из полного исторического провала и тупика: поднять экономику из руин, сообщив ей невероятные темпы развития.

Приватизация в зарплатной стране

Проникновение капитализма в российскую социалистическую экономику началось с закона о кооперации и продолжилось через различные формы приватизации. При этом организаторы приватизации разместили частную собственность, не предусмотрев каких-либо перегородок, в одном экономическом пространстве с государственной собственностью, сформировав таким образом конструкцию сообщающихся сосудов. Благодаря такой экономической физике в абсолютном большинстве случаев зародышевые формы капитализма богатели за счет социалистических фондов, которые становились легкой добычей новых предпринимателей: всех привлекала возможность завладеть готовыми товарными ресурсами, вместо того чтобы их производить.

Энтропийная энергия превратилась в питательную среду
для всего российского капитала, в том числе
и для первых предпринимателей, вошедших
в капитализм через кооперативные ворота
и не поучаствовавших в трудовой приватизации

Приватизация в конечном итоге превратилась просто в неэквивалентную раздачу накопленного национального богатства. При этом, конечно же, ни о какой полноценной собственности с настоящим экономическим содержанием не могло идти и речи: собственность на средства производства выполняет роль адекватной правовой формы только при условии сохранения экономической функции этих средств, то есть при наличии у собственника возможности для их производительного использования. «Эффективные собственники» с их зарплатным потенциалом, который был ничтожен по сравнению с потребностью в средствах, необходимых для обеспечения процесса производства, вообще не могли стать собственниками в экономическом смысле этого слова и участвовать в приватизации. Целостность права собственности, состоящая в единстве экономического и юридического, была разрушена приватизацией и свелась, по сути, к передаче субъекту только правового сертификата, некоего лигитимационного знака, который сам по себе зачастую не обеспечивал даже полноценного владения, не говоря уж о производительном использовании приватизированного имущества. Нередко у новых собственников не хватало средств для организации надлежащей охраны имущества приватизированных заводов и фабрик.
В результате такой квазиюридической неэквивалентной («на зарплату») приватизации работавшие вчера предприятия при переходе их в руки «эффективных собственников» утрачивали статус средств производства и попросту прекращали свое экономическое существование в качестве заводов и фабрик.
Приватизация проводилась и без учета вхождения приватизируемых объектов в народно-хозяйственные системные комплексы. Производственное имущество вырывалось из контекста, а сами организационно-экономические конструкции при этом начисто уничтожались. Изгнание плана и последовавший за этим разрыв хозяйственных связей остановили социалистический рынок, но не привели к возникновению на освободившемся месте рынка капиталистического. Ушли социалистические поставщики и потребители, но не пришли капиталистические производители и покупатели. Исчезло плановое социалистическое финансирование производства, исчезли источники сырья и потребители продукции. Остались только эффективные собственники. Итог, неизбежный итог: деформированная экономика начала превращаться в руины. Зачастую цена предприятий доходила до цены металлолома и прочего утильсырья. Все могли наблюдать, как за оградами предприятий вырастал лес палаток по приему цветных металлов. Эффект от приватизации был поистине впечатляющим.

Экономическая энтропия как результат приватизации

Именно в этой логике начался процесс первоначального капиталистического накопления в социалистической вчера стране, и проходил он на базе использования, а точнее безудержной эксплуатации, энергии экономического распада. Самый примитивный вариант накопления — «директорский»: прибрать к рукам родной завод в результате нехитрых приватизационных манипуляций, воспользовавшись механизмами трудовой приватизации или акционирования. Затем, получив в собственность предприятие и не имея возможности его производительно использовать, выбирали самый простой вариант — распродать оборудование, а помещения сдавать в аренду начинающим капиталистам. Так зарождалась и повсеместно получала прописку в российском капитализме экономическая энергия, идущая от распада социалистического хозяйства с его накопленными богатствами, которые были созданы благодаря социалистическим производительным силам и экономической энергии синтеза. Кстати, заслуга Китая как раз в том, что они сумели положить в основу построения своего капитализма экономический синтез, а не распад.
Приспособились к присвоению энергии, образующейся от распродажи социалистической собственности, не только представители директорского корпуса. Энтропийная энергия, которая стала в избытке образовываться от распада социализма, превратилась в питательную среду для всего российского капитала, в том числе и для первых предпринимателей, вошедших в капитализм через кооперативные ворота и не поучаствовавших в трудовой приватизации. Большинство вновь появившихся экономических субъектов приобщились к присвоению национальных богатств, заняв, освободившееся место планового распределения, заменив собой рухнувший механизм обращения товаров. Достаточно вспомнить биржевую вакханалию девяностых и короткую эпоху бартера. В конечном итоге эксплуатация социализма сводилась либо к присвоению имущества, либо к превращению безналичных денег, беззащитных перед частной стихией, в свою собственность.
И конечно же, поучаствовали в присвоении социалистической собственности не только представители капиталистического класса. В один ряд с ними, только со своей стороны присутствия в экономике, выстраивается корпус хозяйственно-политической бюрократии, желающей получить свою часть от этой самой притягательной энергии распада, используя изобретаемые в это время новые инструменты коррупции. Бюрократия начинает кормиться за счет распада и понимает, что распад экономически ей выгоден. Можно сколь угодно призывать к борьбе с коррупцией в такой системе, но она, система, сохраняясь, будет исправно производить своих союзников в лице этих самых коррупционеров, оплачивая таким образом их деятельность по поддержанию распада: всякая сложившаяся сущность – а экономика России в этом своем качестве сформировалась весьма отчетливо – стремится быть и развивать свое, в том числе и разрушительное, бытие. Это совершенно ясно с позиций материалистического анализа. И не нужно удивляться, когда нормальной реакцией бюрократа является отказ предпринимателю на его просьбу в содействии: именно так бюрократия поддерживает условия существования своего класса. Отказы торят дорогу к извлечению прибыли из бюрократической собственности, в которую превращаются все явления, находящиеся в сфере бюрократической власти.
Трансформация экономики страны и преобразование её в машину, работающую на энергии распада, были предопределены самой формулой и существом приватизации, оставившей эту машину без надлежащего топлива: деградация фабрик и заводов выбросила страну из основной фазы экономики, обеспечивающей процесс расширенного воспроизводства всех факторов материального существования общества. Предприятия останавливались, но остановленные средства общественной деятельности вели себя социологически чрезвычайно активно: они коренным образом меняли жизнь страны.

Утрата производства стоимости

Последствия резкого сокращения производственного сектора экономики вышли далеко за пределы уменьшения выпуска отечественных товаров и продукции, хотя и это, само по себе, безрадостный итог приватизации.
Пожалуй, главный негативный результат приватизации и наступившего капитализма, хотя этот результат не выражен явно, связан с тем, что Россия утратила основание экономической самостоятельности государства, а именно: в стране значительно снизилось производство стоимости — политэкономического продукта, регулирующего товарно-денежное обращение.
Присвоение энергии природы и энергии человека, включение присваиваемой энергии в товарную стоимость происходят в основном в процессе производства. Другие фазы экономической деятельности, где осуществляется обмен, распределение и потребление материальных благ, добавляют товару свои порции стоимости, но ведущим звеном остаются производственные процессы. Снизив полномасштабное участие страны в производстве, мы тем самым подорвали процесс адекватного денежного опосредования экономики, поскольку, как известно, деньги есть форма выражения стоимости: нет стоимости — нет денег. Своих денег.
Выйдя из сферы промышленного производства, до предела сократив машиностроение, Россия попала в зависимость от иностранных экономических систем. Мы покинули пределы эффективной международной экономической кооперации. Одно время казалось, что у себя достаточно оставить только выпуск продукции и товаров, где у нас есть технологическая готовность, и «… не нужно заниматься освоением того, что хорошо получается у наших зарубежных партнёров. Россия, например, может создавать хорошие самолеты, особенно военные, вот их и будем производить». Правда, потом оказалось, что все другие продукты собственной экономики постепенно сошли на нет. В итоге пришлось занять в международном разделении труда место в конце товарных цепочек, взяв на себя реализацию в своей стране импортных товаров и продукции.
Российская капиталистическая стоимость в течение всего времени перехода от социализма к капитализму вынуждена была довольствоваться в основном сферой торгового и банковского капитала, которые, при резком сокращении отечественного промышленного производства, перешли на обслуживание экономических процессоров других стран. Именно в них шло образование стоимости, от которой нам доставались только незначительные объемы, если не сказать крохи. Получая место на периферии чужой стоимости, мы попали в зависимость от денежных значений, формирующихся в производительных экономиках. Уменьшался объем причитающейся нам стоимости в международном экономическом распределении, и вместе с этим падал курс национальной валюты и снижалась валютная самостоятельность: курс рубля колебался от волатильности до девальвации.
Экономико-энергетический контакт с мировым капиталистическим хозяйством, функционирующий без «сглаживающего рыночного трансформатора», выжигает экономику России: сказывается качественное различие в уровнях производительности труда. Сохранившийся в России отечественный производительный капитал, а также возникшая уже при капитализме новая производственная база экономики ориентированы в основном на товары с низкой добавленной стоимостью, поставляемые в другие страны для производительного передела (лес, нефть, газ, металлы и пр.).
Диспозиция российского капитализма изначально складывалась как ущербная и несущая в себе разрушительную диспропорцию: собственный производительный капитал, ограничиваясь в основном сырьевой сферой, сформировался преимущественно на базе природной составляющей, банковский капитал, не имея возможности проникнуть в сферу производства, утратил базу для своего роста, так же, как и торговый капитал, лишенный отечественных товарных активов. В результате для трудоспособного населения страны сохраняется только узкое экономическое пространство, которое к тому же постоянно ограничивается конкурентными мировыми экономиками. И конечно, такой сужающийся пятачок не может вместить в себя весь народ и обеспечить его занятость: все люди не в состоянии стать продавцами или банкирами. Не хватает рабочих мест и на действующих предприятиях: многие производственные начинания, не выдерживая конкуренции с более производительными зарубежными поставщиками, просто прекратили свою деятельность, не успев создать достаточно прочного производственного базиса.
Динамика экономического процесса развивается в логике тенденций, заложенных в исходной конструкции производственных отношений: диспропорции накапливают энтропийный потенциал, когда каждый последующий экономический акт приводит к сужению покупательной способности конечных потребителей, что, в свою очередь, в логике обратной связи, порождает ещё большую непродуктивность экономики и, как следствие, ведёт к дальнейшему снижению доходов потенциальных покупателей. Круг замыкается: нет денег у населения — нет доходов у капитала. Такая конструкция способна продуцировать только коллапс экономики и вести её в точку сингулярности.
Народно-хозяйственная система, в которой отсутствует стоимость полного цикла, лишается механизма для расширенного воспроизводства. Конечная цена продукта не будет распределяться симметрично по отношению к фазам производства, обмена, распределения и потребления. И те, кто находится в конце товарных цепочек, будут всегда в проигрыше. И каждый следующий цикл такого экономического процесса будет переводить зависимую, периферическую, усеченную экономику на все более невыгодные условия. Вытесняя её в никуда, в небытие. И величина неравенства экономических слагаемых, величина асимметрии будут только нарастать.

Крупный капитал в общественно-экономической системе России

Становится совершенно ясно, что в стратегическом смысле Россия должна кардинально изменить свое участие в отношениях производства стоимости. Для обеспечения расширенного воспроизводства экономика не может не опираться на свою собственную стоимость, производимую в рамках первичных экономических процессов присвоения экономической энергии. При этом вполне возможна и даже желательна международная экономическая кооперация. Только протекать она должна на базе целостной конструкции экономических отношений, в которых кооперация будет выполнять роль дополнения, а не вытеснения экономики. Кто и как способен вернуть в Россию производство и за счет чего?
Анализ возникшего в России общественно-экономического базиса будет не полон без рассмотрения процессов, связанных с формированием крупного капитала, появившегося в ходе приватизации. От обычных капиталистов представители высшей касты отличаются тем, что сумели воспользоваться образовавшимся капиталистическим строем в полной мере. К этой группе относятся наиболее удачливые и прозорливые, а на самом деле те, кого капитализм застал у «родников» экономики или кто сумел пробиться к этим родникам. Именно они и стали собственниками в единстве юридического и экономического. И всё благодаря тому, что производство, которым они завладели, изначально носило востребованный характер, продукция соответствовала кондициям мирового рынка. Это, как правило, была природная субстанция низкого передела — энергоёмкая и энергосодержащая. Для её производства бывшие плановые социалистические связи имели наименьшее значение: структуру экономической деятельности определяли международные контракты. Иными словами, такая продукция имела гарантированные рынки сбыта и её реализация создавала условия для расширенного воспроизводства. Удачливые собственники встроились в работающую экономическую схему, и им оставалось только адаптировать производство к происшедшим изменениям. С этой задачей удалось справиться.
И тем не менее назвать их полноценными капиталистами вряд ли получится: это капиталисты, но исторически новой формации, когда первоначальное накопление берется из бывшей общественной собственности и неэквивалентно присваивается фигурантом, закрепляющим частные права на эту собственность. Объективно присутствующая неэквивалентность, как основание возникшего капитала, делает все отношения с его участием неустойчивыми и политически зависимыми. И конечно же, это не могут не ощущать субъекты таких отношений.
К тому же любой капитал стремиться уйти, убежать, скрыться — подходит любой термин, поскольку экономика, построенная на энергии распада, конечна по определению и содержит избыточное число рисков, запредельное по отношению к обычным рискам предпринимательства. Нестабильность общественно-политического положения крупного капитала и его представителей, а также общее сокращение производственного базиса страны обернулись изменением вектора использования крупного капитала: в нем явственно наметилось смещение в сторону использования капитала для целей потребления, в том числе и достигающего высших и выдающихся стандартов. В итоге капитализм в России абсолютно закономерно стал преимущественно потребительским, создав инверсию накопления и потребления, поменяв их значение местами в системе целей общественного производства.
А если учесть, что первоочередное удовлетворение своих потребностей объективно воспринимается представителями отечественного капитала как получение исторически сформировавшейся задолженности социализма перед всеми, кого экономически недооценили, кому недоплатили, недодали, то неудивительно, что в эту логику включились практически все российские капиталисты, поскольку все они вышли из социалистических производственных отношений, в которых, действительно, основным экономическим приемом была экономия на людях.
Немало примеров того, как все эти факторы провоцируют потребительское отношение к экономике: всё, что зарабатывается, должно выводиться в безопасную зону. Некоторые предприниматели оставляют в стране ресурсы только для дальнейшего поддержания сложившейся конструкции своего бизнеса. В этом замечены все слои предпринимательского корпуса.
И тем не менее нельзя не видеть и не признавать, что крупный капитал сыграл значительную роль в экономике переходного периода, заменив государство, когда оно по идеологическим соображениям, преувеличив автоматизм рыночных механизмов, практически покинуло народно-хозяйственную сферу. Именно благодаря экономическому и управленческому творчеству крупного капитала удалось не только сохранить, но и развить целые отрасли экономики. В итоге сложилась весьма противоречивая ситуация: основной конфликт между обществом и капиталом, связанный с неэквивалентным присвоением общественного богатства, особенно обострившийся на фоне небывалой экономической дифференциации населения, никуда не исчез. Но с другой стороны, объективная польза от деятельности капитала также очевидна: он выпускает продукцию и пополняет казну. Впрочем, есть и другой, хотя и мало заметный, но очень важный положительный результат присутствия крупного капитала в экономике страны: в его пространстве, на его предприятиях формируется тот самый свободный, естественно возникающий рыночный шаблон, который затем может быть использован на предприятиях других форм собственности.
Но, пожалуй, самое важное, что начинает происходить в отношениях между государством и крупным капиталом, можно назвать возвращением долгов. Если в рамках приватизации и последующего освоения, в том числе, и национальных природных богатств капиталисты, что называется, «взыскивали исторический долг» из фондов государственной и общественной собственности, то сегодня уже общество в лице государства предъявляет счет потребительскому капитализму и просит поменять знак в механизме присвоения и начать возвращать теперь уже долг капитала обществу. Вроде бы даже начинает получаться. И задача теперь сводится к тому, чтобы, используя возвращаемые весьма значительные средства, создать такую экономическую конструкцию, которая бы работала в качестве эффективного генератора экономической энергии, и суметь перевести всю страну с питания энергией распада на энергию экономического синтеза.

Проявления капитализма в отдельных сферах общественной надстройки

Образование

Социологический анализ не может ограничиваться исследованием лишь экономической логики возникшего российского капитализма. Поправлять нужно многое, поскольку влияние экономической энтропии проникло практически во сферы общества.
Общеизвестным фактом становится снижение культурного уровня народа. Когда-то самая читающая страна в мире перестала быть таковой. Образование изменилось, и совсем не в лучшую сторону. Чего только стоит система ЕГЭ, фиксирующая точечные знания и тем самым разрывающая связь между знанием и языком и, по сути, отделяющая знания от языка! Подобная форма проверки итогов обучения могла возникнуть только как негативный рефлекс вхождения общества в компьютерную эру. Благодаря ЕГЭ уже сейчас компьютеры могут записать на свой счет первую победу над человеком: он, человек, пытается уподобить свои знания машинному идеалу, превращая эти знания в набор контрольных точек. Сводя экзаменационные процедуры к фиксации односложных элементов, мы делаем шаг к снижению целостности своего сознания, а, следовательно, и своего бытия. ЕГЭ — это не завершение школы, это изготовление подпорченного полуфабриката для жизни в результате нанесения молодому человеку эвристического вреда.
И если даже специально не искать причинно-следственную связь между ЕГЭ и неполноценностью капиталистических общественно-экономических конструкций, то все равно очевидно, что, если экономика позволяет себе ущербность, нечего удивляться системной ограниченности институтов образования.

Коммунальная демократия

В некоторых группах общественных отношений влияние экономического базиса просматривается особенно отчетливо. Любая экономика стремится выстроить такую систему управления, которая бы отвечала её запросам, и в первую очередь это относится к социальному режиму власти. В России, в частности, потребительскому капитализму вовсе нет нужды в укреплении механизмов политической демократии и поэтому, скорее всего с опорой на идеологическую память, создана, по сути, видимость широко развернутой демократической системы в форме дворовой демократии, существующей параллельно с политической системой органов государственного управления. Советы в этой логике трансформировались в товарищества. Чего стоят эти разнообразные бытовые псевдодемократические формы, приближенные территориально вплотную к жизненному укладу человека и нацеленные на управление коммунальным хозяйством. Товарищества собственников жилья, товарищества собственников недвижимости. Так и хочется назвать их товариществами — с ударением на «И».
Не исключено, что кому-то пришла в голову мысль, что на новом историческом этапе швондеровщина может быть конструктивна и должна быть востребована. Главный аргумент таких логик — занять население участием в процедурах самоуправления. И неважно, что вместо государства объектом становится двор. Демократия на марше.

Нужно со всей тщательностью и с большим осознанием относиться к избираемым
экономическим конструкциям и знать,что в каждый момент времени они неуклонно работают
над нашими социальными портретами,
портретами в экономическом и государственном интерьере

Правда вот последствия внедрения этой низовой демократии в подавляющем большинстве случаев весьма плачевны: хозяйственная эффективность коллективного управления коммунальными вопросами, чрезвычайно низка и ни к чему, кроме постоянно возобновляемых конфликтов и взаимного отрицания людей, такая форма управления привести не может. Поприсутствуйте как-нибудь на общем собрании коттеджного поселка или многоквартирного дома, и вам больше никогда не захочется повторить этот социальный опыт. Попробуйте решить на собрании в 300 человек, как чистить дороги или построить детскую площадку, или определить стоимость новогоднего городка, или решить несколько десятков других коммунальных вопросов, например, по сбору средств на капитальный ремонт, и вам станет ясной абсолютная неприемлемость дворовой демократии для конструктивного управления. Вы еще не встречали на одной улице несколько враждебных ТСН, образованных противоборствующими группировками, насаждающими свои отдельные коммунальные режимы, создавая тем самым для людей просто невыносимые условия! И ничего не поделаешь: ведь дворовые демократы всегда знают, как сделать жизнь людей привлекательнее и лучше.

Экономическая функция коммунальной демократии

Вполне вероятно, что коммунальная демократия выполняет не только политический заказ, уводя общественное внимание от действительно актуальных вопросов, требующих государственных решений. Внедрение демократической механики в сферу ЖКХ, скорее всего, призвано выполнить функцию компенсаторного механизма по отношению к экономическому и управленческому вакууму, возникшему в коммунальной экономической сфере. Государство, передав жилищный фонд в собственность граждан, покинуло эту сферу, заменив бывшие коммунальные организации той самой дворовой демократией.
Экономическая конструкция жилищной собственности, когда содержание жилищных фондов было возложено на граждан, экономический потенциал которых измеряется зарплатами и пенсиями (знакомая приватизационная логика), повсеместно обнаруживает свою исходную несостоятельность: коммунальная инфраструктура изнашивается, средств катастрофически не хватает, фасады домов десятилетиями не ремонтируются даже на центральных улицах больших городов: на пенсии и зарплаты эксплуатировать жилищный фонд не удаётся. Можно, конечно, дать двору право утверждать тарифы на коммунальное обслуживание, только нельзя забывать, что отсутствие надлежащей энергии не может быть заменено энергией посторонней и тем более дворовой энергией, поскольку она не способна заменить экономическую энергию и восполнить её недостаток. Капитализм не может быть клочковатым — здесь цены, а здесь собрание, диктующее тарифы. Тогда все цены нужно утверждать на собраниях: и в магазинах, и в банках, и на транспорте, например, на собраниях пассажиров в аэропорту, прямо перед рейсами.

Капиталисты-неплательщики

Этот анализ понадобился вовсе не для решения вопроса «как нам обустроить» жилищно-коммунальное хозяйство страны. Здесь просматривается иллюстрация маргинальности российского социально-экономического уклада, одновременно и капиталистического, и социалистического.
Причем последовательности зачастую нет ни в том, ни в другом. В качестве примера можно привести неэквивалентность в отношениях опять же по коммунальному обслуживанию: человек может прекратить оплату услуг управляющей компании, но коммунальное обслуживание для него должно продолжаться. По этой причине некоторые жильцы в многоквартирных домах (собственники участков и домов в коттеджных поселках) перестают вносить платежи за коммунальные услуги, но управляющие компании не могут прекратить, например, подачу коммунальных ресурсов и должны кредитовать обслуживание инженерных сетей. Для должников, по сути, действует презумпция правомерности отказа от оплаты. И только через суд управляющая компания способна взыскать накопленный долг, доказав правомерность своих требований. Хотя в гражданском праве действует презумпция вины должника. Оплатив долг по решению суда, такой должник тут же начинает накапливать новый. Суды длятся годами. Понятно, когда закон заботится о социально незащищенных гражданах, запрещая отключать их квартиры и дома от инженерных сетей за неоплату коммунальных услуг. В этом случае заботу о таких лицах должно нести защищающее их государство. Но никак не коммерческие организации в лице управляющих компаний: на них нельзя возлагать функции социального обеспечения.

Капиталисты-садоводы

Примером маргинализации общественных отношений может служить закон о ведении гражданами садоводства и огородничества..., который вступит в действие с 1 января 2019 года. Устраняя правовой режим дачных земель, ранее существовавший и широко распространенный для организации поселений в прежние социалистические времена и явно устаревший для создания, например, коттеджных поселков, этот закон предусматривает превращение дачных земель в садоводческие, и люди, проживающие на этих землях, автоматически становятся садоводами. Вот уж поистине — из огня да в полымя. Дело в том, что на землях с правовым режимом «жилые дома на дачных земельных участках», в том числе и находящихся в пределах городской территории, оказались совершенно правомерно построены коттеджные поселки, жильцы которых никакого отношения к садоводству и огородничеству не имеют и не будут иметь. В этих поселках созданы управляющие компании и течет устоявшаяся жизнь со своим коммунальным укладом и принятыми формами управления общей долевой собственностью. А теперь по закону они должны образовать орган управления в виде товарищества собственников недвижимости и только это ТСН будет иметь право осуществлять управление в таком садоводческом поселении. А управляющую компанию придется упразднить либо подчинить этому огородному ТСН. Вот он, капитализм в социалистической упаковке садоводческой демократии. Ничего нет плохого в привычном имени «товарищ». Оно гораздо ближе обращения «господа». Но вот форма управления, взятая из другого экономического уклада неприемлема, поскольку сразу делает жизнь людей иррациональной. Несадоводы и неогородники должны в угоду неуклюжему нормативному акту перейти в абсолютно неприемлемый для них режим садоводческого поселения. И все только потому, что до сих пор законодатель по совершенно непонятным причинам не создает адекватной формы правосубъектности для коттеджных поселений и не вводит это название — «коттеджный поселок» – в юридический оборот. Нужно как можно скорее устранить на уровне правоприменения противоречие, содержащее в данном законе, чтобы исключить саму возможность возникновения иррациональных садов и огородов.

Что происходит с людьми в деформированной реальности, или Бытие определяет не только сознание

Ситуации неэффективного управления обнаруживаются в совершенно различных областях общественной и экономической жизни, но очень часто у них общие причины, связанные с просчетами в базовых идеологических и конструкционных построениях, относящихся к капиталистическому выбору страны. Отсутствие теории перехода от социализма к капитализму не могло не сказаться на том пути, по которому пошла Россия в создании своего капитализма. Поход в избранном направлении начался с совершения грандиозной — исторического масштаба — ошибки, во многом обусловленной едва наметившимися признаками надвигающейся новой реальности с её приватизационными ожиданиями.
При этом последствия курса, взятого на капитализм, и практически сразу же возникшей экономической энтропии вышли далеко за пределы собственно производственных отношений. Новая капиталистическая реальность, проникающая в виде частнособственнических притязаний в материальное производство и высвобождающая ту самую экономическую энергию распада — распада социалистического хозяйственного механизма, привела не только к остановке экономики, но и к катастрофическому распаду и гибели многонационального государства: политические фигуры быстро сообразили, что приватизировать можно не только предприятия, но и союзные республики, превратив их в самостоятельные государства. Так не стало СССР. Распад оказался заразительным. Никто не стал учитывать, что в многонациональном государстве произошла естественная этническая диффузия и сохраняющиеся, по сути, административные границы национальных республик перестали отражать номиналы элементов единой государственной системы: все жили в единой стране и считали Родиной её целиком. Резать приватизаторам пришлось по-живому.
За прошедшие годы произошли чудовищные изменения социологического ландшафта в бывшем пространстве того самого великого социалистического государства. Народы разъединились, многие разошлись, а некоторые пришли к откровенной враждебности.
Что это — только ли внезапно возникшая национальная рознь? Почему вчерашние союзные республики, превратившись в независимые государства, утратили свой дружественный союз и естественное историческое тяготение друг к другу? Наверное, не будет большим преувеличением избрать в качестве объяснения гипотезу о том, что производимый ими в это время выбор, в том числе и деформирующих экономических конструкций, является важнейшей причиной разъединения народов: никто не хочет жить в обществе, которое вынуждено питаться энергией распада. И здесь не только нежелание жить в бедности, хотя, как значится в одной известной максиме, «бедный не может быть другом бедному», но и понимание, часто интуитивное, что жизнь в искаженной реальности меняет природу людей: они становятся другими. Люди начинают сторониться тех, кто, допуская отход от использования эффективных и гармоничных форм общественной деятельности, нарушает тем самым свою собственную личностную гармоническую природу. И это, на самом деле, очень понятно: человеческая живая организация чрезвычайно пластична и человек очень быстро начинает уподобляться тому, что он наблюдает в своем социальном окружении.
Наблюдение во всем материальном мире выступает формообразующим инструментом построения живой материи и тем более такой восприимчивой, какой является человек: наблюдение им своего собственного общественного бытия, своей социальной среды меняет его иногда в значительных пределах, и не только его сознание, но даже весь его облик. И экономика выступает в этом смысле ведущим социологическим скульптором общества. Вот почему нужно со всей тщательностью и с большим осознанием относится к избираемым экономическим конструкциям и знать, что в каждый момент времени они неуклонно работают над нашими социальными портретами, портретами в экономическом и государственном интерьере.
Причем речь идет не только о глобальных явлениях общественной жизни, но и о ближнем окружении людей: об общественных формах, в которых непосредственно приходится жить человеку, в том числе и о тех самых многоквартирных домах с их товариществами, о коттеджных поселках с их капиталистами-неплательщиками, о двухполосных дорогах с их аварийностью и о многом-многом другом, что, казалось бы, находится на поверхности нашей жизни, но на самом деле уходит своими корнями в наспех и без особого плана построенный капитализм. Конечно же, Россия с её опорой на собственную великую историю и огромные исторические достижения, и в это сложнейшее для себя время старается накапливать положительный ресурс развития. Сегодня обществу предстоит выполнить работу над ошибками. И самое время призвать всех включиться в это большое и трудное дело. Уверен, что каждому найдется, что сказать.