Будущее языка в эпоху цифровой революции диалог с «поколением слоганов»

От «великих повествований» к слоганам

В своей книге «Состояние постмодерна» французский философ Жан-Франсуа Лиотар размышлял о том, что эпоху постмодерна лучше всего характеризуют изменения, происходящие с языком благодаря появлению систем автоматизированного перевода или компьютерных терминалов государственных учреждений. В этом смысле наша эпоха — последующее доведение до крайности этого процесса: информатизация (в смысле также и значимости информации, а не знания), развитие коммуникационных технологий приводят к тому, что современный человек погружен в процесс колоссальных коммуникативных затрат и находится в постоянном напряжении.
Таким образом, время, в которое мы живем, мы могли бы определить как эпоху слоганов. В отличие от «великих повествований» эпохи модерна, слоганы, или микронарративы, выражаются через мысли простые, направленные больше на сферу деятельности, а не на интеллектуальную работу. Речь уже идёт не о слове тщательно отобранном, сложном и благородном, а о слове «брошенном», быстром, «остром» в своей лаконичности без излишков.
Изменение языка неизбежно связано с изменением образа мыслей. Мы происходим из западной традиции с очень сильным уклоном в сторону значимости логического, рационального мышления. Еще в прошлом веке видение человека несло мощный отпечаток рациональности, а область чувств была препоручена психологии, поскольку расценивалась как что-то, что требовало лечения или хотя бы должного управления.
Сегодня мы молчаливо сопротивляемся этим установкам. Люди хотят выражать то, что чувствуют. Речь идет об одном из симптомов, который сигнализирует о возвращении к чувствам, связанным с возвращением к духовности, понимаемой главным образом как потребность отвести заслуженное место эмоциональной сфере.

Миф о счастье и борьба с ограничениями

Кажется, что сегодня миф о счастье сосредоточился в притязаниях личности, в утверждении своей позиции даже в ущерб другим. Счастье соотносится с собственной абсолютной свободой, а собственное «я» осознается как первое и единственное, оно отстаивает свои права, даже когда эти права подразумевают непризнание прав более слабого. Самый красноречивый пример — это пример поколения, появившегося на свет посредством суррогатного материнства, где для того, чтобы удовлетворить потребность, воспринимаемую как право сильного, самому слабому, то есть тому, кто еще не родился, отказывают в праве ответить на вопрос «кто я?».
Современная эпоха истолковала ограничение в исключительно негативном смысле: как нехватку чего-то, как препятствие, как корень несчастья. Хотя Бог творит, ставя ограничения, позволяющие быть личностями, которые вырисовываются со своей индивидуальностью из некоей недифференцированной общей сущности. Пол, например, это ограничение, благодаря которому я могу сказать, кем я являюсь. Отказаться от ограничения — значит не получить идентичность, а потерять ее.
Миф о счастье также связан и с мифом о молодости. В нашей культуре значимость личности больше связана не с мудростью, приходящей с течением лет, а со способностью личности производить. Неработоспособность, жизнь с ограниченными возможностями воспринимаются как угроза, подлежащая уничтожению: мы все должны быть красивыми и совершенными, все должны быть картинками с обложки. Даже дедушки и бабушки больше не «считываются» как пожилые люди, а мужчины и женщины зрелого возраста все не решаются стать отцами и матерями. Расплачиваются за это дети, которые не только теряют образцы для подражания, но и в некотором смысле вытесняются теми, кто никак не решится освободить место новому поколению.

Эффект карусели

Когда я впервые посмотрел фильм Паоло Соррентино «Великая красота», я был, мягко говоря, в недоумении, поскольку мне не удавалось уловить его смысл. Со временем я осознал, что, возможно, именно это и было целью фильма – описать эпоху, в которой невозможно уловить смысл. Но, в отличие от эпохи постмодерна, современный человек, человек слоганов, не терзается мучительной болью ощущения потери и поражения, а рисует себе новый образ с помощью операций по лифтингу, пытаясь продемонстрировать видимость счастья, выстраивая глубоко фальшивые жизненные контексты.
Британский социолог Зигмунт Бауман говорит о «текучем» обществе во время постмодерна, и некоторые его наблюдения применимы также к эпохе слоганов. «Эпоха постмодерна, — пишет Бауман, — поделена на эпизоды, последовательность которых не предопределена никаким образом, как это случилось бы с распределением жемчужинок на отрезке нити».
Другие образы, которые постоянно поступают к нам из размышлений Баумана, — это карусель и казино, олицетворяющие соблазн все время начинать всё заново: мы не планируем больше дел, которые имели бы срок окончания и впоследствии должны бы подвергнуться проверке на их исполнение, строим планы, которые следуют один за другим, как множество кругов на карусели, и часто это заставляет нас терять ощущение непрерывности времени. Схожим образом жизнь воспринимается как вечер в казино: мы раз за разом ввязываемся в игру, начинаем партию заново, каждый раз надеясь, что уж на этот раз нам повезет.

Помочь нанизать жемчужины

Язык неотделим от формы жизни. Если мы хотим начать диалог с человеком эпохи слоганов, необходимо научиться использовать простой и прямой язык чувств.
Переоценка мира чувств, свойственная этому времени, — это дверь, через которую можно войти в мир другого. Чувства — это энергия, которая дает импульс, и они могут представлять собой огромный ресурс для духовного возрождения. Именно через чувства происходит осознание себя, поэтому необходимо помочь мужчинам и женщинам, живущим в наше время, лучше узнать мир их эмоций.
Наконец, мы можем помочь людям унифицировать их мир, собрать вместе жемчужины, нанизав их на нитку, которая бы повысила их значение. Мы можем помочь унифицировать чувства, ища смысл того, что происходит в сердце, и также мы можем помочь унифицировать информацию, чтобы превратить ее в знания и выстроить личный путь, который привел бы нас куда-то, — не живя при этом постоянной надеждой на новый круг на карусели.