Мир — для человека

LT: Где грань между эпатажем и действительно острым режиссёрским высказыванием?

ЭДУАРД ШАХОВ: Я уверен: в искусстве ничего не делается ради хохмы. Стремительные перемены рождают всё новые и новые вопросы, на которые художники пытаются найти ответы с помощью новаторских форм взаимодействия с обществом. Это диктует время. Неважно, что ставит режиссёр в театре — классику или современное произведение, он обязан говорить об острых, животрепещущих проблемах. В последнее время я всё чаще обращаюсь к современным произведениям: их, в отличие от классики, не нужно модернизировать, достаточно качественно подать уже готовую актуальную идею.

Насколько сегодня ограничена свобода театрального режиссёра?

Поскольку театр говорит с публикой на злободневные темы, многие стоящие у власти люди пытаются максимально обезопасить, обезличить этот диалог, совершенно не понимая, что театр — это не про интриги и скандалы, а про глубокие, колоссальные вопросы. Мы не можем и не хотим влиять на политический климат. Мы лишь даём людям повод задуматься и решить для себя, возможно, что-то важное.

Почему вы обратились к роману «Зулейха открывает глаза»?

Поставить спектакль по роману мне предложил театр «Старый дом». И я, не раздумывая, согласился — именно из-за того, о чём мы говорили выше, — актуальности. В 30‑е годы была такая философия, что люди лишь инструменты для реализации глобальной идеи. Человеческая жизнь не стоила ничего. Сегодня многое изменилось, но нам всё ещё предстоит прийти к концепции «человек — мерило всех идей, всех вещей». И страшная история 90‑летней давности, рассказанная обычной женщиной, должна что-то переключить в мозгу современного человека и дать ему сигнал: такое больше никогда не повторится, мы не должны этого допустить.

Тяжело ли вам, мужчине, проникнуться женской историей?

Первое, что я твёрдо решил, взявшись за постановку, — сохранить хрупкий женский мир, созданный героиней и её создательницей. Мир, в котором страшные события соседствуют с душевным теплом, непоколебимой любовью, которую не сломить даже агрессией внешней среды. Это всё тот же ад, практически с исторической точностью описанный в произведениях Александра Солженицына, только наполненный верой в позитивные перемены. От этого произведение легче читать. Возможно, именно с помощью произведения «Зулейха открывает глаза» люди, раньше боявшиеся узнать правду о тех страшных страницах нашей истории, смогут, наконец, сделать это — благодаря элементу сказочности, присущей чувствительной женской натуре. Не знаю, насколько хорошо мне удастся передать это настроение романа, но я правда стараюсь.

В чём трудность ставить спектакль по прозаическому произведению?

Драматургический материал изначально пишется под законы сценического действия, и текст реплики персонажа — зачастую всё, что даётся актёру для работы. Роман же создан не для сцены, а для чтения. И среди режиссёров есть даже присказка, что из него невозможно сделать полноценный спектакль. Но тем интереснее рушить стереотипы. Роман даёт больший простор для фантазии театрального режиссёра за счёт своего объёма, многочисленных описаний, деталей, внутренних монологов героев. Всё это наполняет каждого персонажа настолько, что и режиссёр, и актёр могут раскрыть его максимально полно. Я уверен, актриса театра «Старый дом» Наталья Серкова, утверждённая на роль Зулейхи в моей постановке, справится с этой задачей.

Усыпляете ли вы свою профессиональную оценку, когда смотрите чужую постановку?

Я размышляю уже после просмотра. К примеру, посмотрев постановку «Зулейха открывает глаза» в Башкирском государственном академическом театре драмы имени Мажита Гафури в Уфе, в своём спектакле я решил подробнее рассказать о том, как жила героиня до отправления в тайгу. Постановка коллеги мне пришлась по душе, но, сместив акцент, я представлю собственное видение романа. Большое количество персонажей усложняет работу над спектаклем, но актёры быстро вовлеклись в процесс, позволяя мне наслаждаться их игрой даже на репетициях.