Как калечится наш язык

6 / 2019     RU
Как калечится наш язык
Юрий Григорьевич Марченко доктор культурологии, профессор, академик Петровской академии наук и искусств, заслуженный работник высшей школы Российской Федерации
Уже более трёхсот лет русский язык под натиском повреждающих реформ.

Как гибнут языки

Речевая сфера по характеру происходящего сегодня — фронтовая. И итоги столкновений здесь наиболее сильно сказываются на судьбах народов. Однако создана сложная система отвлечения людей от важнейших сторон жизни и заинтересовывания их второстепенными, пустяковыми. И совсем уж не до речевых отношений и извивов языковой политики, когда перво‑наперво надо быть бдительными и не просмотреть «предмет, напоминающий взрывное устройство». Это всё — частные факты и события стратегических мировых процессов, битвы цивилизаций с противоположными идеалами и интересами. По щедрому откровению авторитетного западного геополитика С. Хантингтона, «внутрицивилизационное столкновение» политических идей, порождённое Западом, сейчас вытесняется межцивилизационным столкновением культур и религий. Национальные культуры, языки, государственности, традиционные религии — главное препятствие для достижения глобализаторами всеполного мирового господства — Novus ordo seclorum.

Каждые две недели на планете погибает один язык, или около 25 языков в год

Естественные языки, как воины на полях сражений, получают ранения, гибнут. Каждые две недели на планете погибает один язык, или около 25 языков в год. Человечество сегодня говорит примерно на 6 700 языках. Учёные делают печальный прогноз: к концу XXI века половина их исчезнет. Причины? — Вымирание носителей языка, и глобализация, когда властвующие языки подминают под себя мировое многозвучие языков. В Европе, из века в век жаждущей учительства над Россией, на грани гибели находится 50 языков. Языкам присваивают статусы: «уязвимый», «угроза исчезновения», «серьёзная угроза», «на грани исчезновения». Впрочем, есть примеры выхода языков из упадка. Есть даже один язык воскресший — иврит, бывший мёртвым в течение 1 800 лет, а теперь — государственный язык Израиля.

Политика «корректировок» и «переработок»

Как же живётся-можется нашему «великому и могучему русскому языку» в мире и на родной земле? Около 150 миллионов человек считают его родным, а ещё до полумиллиарда владеют им в разной степени совершенства.
Уже более трёхсот лет русский язык под натиском повреждающих реформ. Последнюю, продвигавшуюся министром образования и науки РФ В. Ф. Филипповым, общественности удалось остановить в самом начале 2000‑х годов. За эти века попыток коренного переустройства русской письменности было так много, что понадобилось в 1965 году издать в виде увесистого тома «Обзор предложений по усовершенствованию русской орфографии (XVIII – XX вв.)». «Усовершенствование», в общем-то, сводилось к упрощению. Русский объявлялся сложным языком для изучения иностранцами (!). Как ни странно, но предлагалось не улучшение методик, не изобретение более производительных способов изучения, а… упрощение предмета познания. Всегда замышлялась скрытая и чудовищная «приватизация» русского языка. Интересный исторический факт: советское руководство предложило КНР «упростить» свою письменность. Вот уж действительно китайский самый сложный язык в мире (8 568 иероглифов!). Предложили китайцам нашу кириллицу. Но вождь Мао после недолгих раздумий заявил: «Мы оставим себе наш иероглиф!»
Не помогли «упрощенцам» в начале 2000‑х и отказ от настораживающего слова «реформа», и лукавая подмена реформы словами «корректировка», «переработка», «редакция»… Интересно, неудачу реформы 1964 года председатель Орфографической комиссии АН СССР академик В. В. Виноградов объяснял тем, что она «была широко распубликована во всех подробностях в общедоступной газете «Известия». Выходит, надо было калечить язык в глубокой тайне от народа.
Однако общий итог разрушительных натисков на русское слово и речь печален. Наиболее тяжёлые раны им нанесены были в петровское и ленинское времена. С Петра I у одного народа стало две азбуки и два языка. Кроме церковно-славянской азбуки была введена так называемая «гражданка», а русский народ перестал говорить на одном языке. Пётр I начал, а Ленин продолжил ликвидацию «лишних» букв, отчего русский язык стал менее умён и энергичен. Ибо с изъятием согласных понижается уровень мысли, а с изъятием гласных — энергетическая мощь. Новая орфография затруднила полноценное освоение культурного наследия молодыми поколениями. Отмена указания ударений (сил, как говорили прежде) нарушила ритмический строй русской речи, её поэтику, певучесть, понизила народную грамотность. Замена имён букв (аз, буки, веди и т. д.) бессмысленным набором букв потребовала простой зубрёжки. Это далеко не все ранения, нанесённые языку, всей русской словесности. Обвальные процессы в правописании, вызванные прежде всего сокращением азбуки, стали искусственным поводом для продолжения реформ. Царь-император и вождь мирового пролетариата были едины в стремлении приблизить к западному образцу русское письмо и речь, оправдывая войну с ними их «тяжёлостью», «архаичностью», «отсталостью». Эти мнимые характеристики будут потом эксплуатировать все реформаторы-западолюбы.

Ещё раз о заимствовании

Самая легкомысленная и опасная установка — считать, что реформы остановлены и угрозы языку миновали. Да, на законодательном уровне пока затишье, но русский язык в покое не оставлен, напротив, с 1990‑х годов с нарастающим упорством трансформируется его лексический состав, ритмический, интонационно-темповый, динамический строй. Утрачивается целомудрие русской речи, её внутренняя чистота и стыдливость. В звуковых СМИ и в разного рода культурных действах всё больше используются скоморошеские, блатные и инфернальные интонации. Естественный, родной язык злоумышленными «инновациями» превращается в искусственный, неродной.
Заимствование иностранных слов свойственно языкам мира. Есть языки в этом отношении очень «гостеприимные», есть — не очень. Например, арабский язык за последнюю тысячу лет не пропустил в свой «дом» ни одного чужого слова. Даже Ленин, которого трудно было заподозрить в любви к русскому языку и русской культуре, лучше других своих единомышленников видел опасность для целей ещё неокрепшей революции безудержного коверкания языка. Он призывал к «очистке русского языка», к «войне» против «дефектов» и прочего «будирования» и «фиксирования». «Меня озлобляет, — писал Ленин, — употребление иностранных слов без надобности (ибо затрудняет наше влияние на массу)». Вот оно, главное беспокойство вождя.

Существуют пределы заимствования иностранных слов: 3% – катастрофа. У нас эта доля приближается к 10%!

С конца 1980‑х годов в русскую речь ежедневно вторгалось около трёхсот англо-американских слов. Появился и соответствующий происходящему термин — «лингвистическая интервенция». Иностранные слова мутными волнами накрывают наш язык. С какой-то словесной ордой мало-мальски свыкнемся, вторгается очередная, образовавшаяся под влиянием какого-то политического, экономического и иного события. СМИ, ТВ, интернет подхватывают вторгшиеся чужеродные слова, трещат, резонируют… Жаждущие блеснуть учёностью, «продвинутостью» чиновники, депутаты, журналисты, «креативные» преподаватели первыми наряжают свои скудные мысли в непонятные народу слова и выражения. Затратили люди силы, кое-как усвоили бесконечные «форумы», «презентации», «брифинги», «саммиты», при этом пошатнулись, но устояли. Но вновь попали под шквал «менеджеров», «дилеров», «киллеров», «маркетологов», «ритейлеров», «диск-жокеев», «диджеев», «скинхедов». И вновь — «бонусы», «стикеры», «шопы», «шопинги» и даже «шопоголики». В последнем словечке обыгрываются «трудоголики», употребляющиеся во облегчение страшного смысла «алкоголиков»… Подоспели «бутики», «парфюмы», «голкиперы» вместо «вратарей», «памперсы» вместо «подгузников», «беби-бумы» вместо «повышенной рождаемости» (где такое нашли у нас?!)… За волной волна: «фьючерс», «таргетирование инфляции», «интолерантность», «паркинг», «реновация», «тренды», «бренды», «вебинары», «баттлы», «хайпы», «фейки»… Депутаты ГД не постеснялись залётное словцо «фейк» ввести в язык российского закона. «Эксклюзивное» всё теперь, а не отсталое «исключительное». А тут ещё новый эшелон слов‑оккупантов: «синглы», «сейшены» вместо «сборищ» и «попоек», «безвизы», «аутсорсинги», «биткоины», «криптовалюты», «лифтинги» вместо «подтягивания кожи», «бизнес-ланчи», «ланч-боксы» вместо «полдников», «прайм-таймы», «шорт-листы», «харассменты» вместо «домогательств» (например, режиссёров к артисткам), «бойфренды» вместо «приятелей», угрожающе ругательное «омбудсмен» вместо «правозащитника» и т. д. и т. д. Что там «драйв» вместо «задора» и «азарта»? Ласковая, добрая наша няня теперь «бебиситер»! Хватит «Ой!», «Ай!», «Ух!» и «Ах!» — говори-пиши «Wow!» («Вау!»).
Иностранное слово не вызывает образа, следовательно, и переживания, исключает и нравственную оценку. Оно поглощает жизненные силы на распознавание, а потом и на ответное отторжение. Ориентированные на Запад радетели «прогресса» и «неостановимого движения вперёд» с помощью набора социальных ядов подавляют естественную невосприимчивость к лингвистической инфекции (словесной заразе), изводят защитные силы языка, добиваются «толерантности» и здесь. Частичная «толерантность» языка к чужеродным вторжениям — болезнь, полная — его гибель. Иностранные слова стесняют природные свойства русского языка — певучесть, ясность, красоту, приветливость и, особо подчеркнём, стыдливость… Вместе со всем этим улетучивается духовность, наступает холод нравственной нейтральности. Отлетают прочь глубокомыслие и тонкие переживания.
Действительная жизнь маскируется под стагнациями, инфляциями, коррупциями, дефолтами, девиациями… Скажи по-русски, и откроется вся жуткая неприглядность нашей жизни. Но, в свою очередь, это был бы и шаг к её оздоровлению. Положение усугубляет звуковая и наглядная «заиностраненность» современной жизненной среды. Латиница, англицизмы — суть проломы в крепости языка, через которые просачиваются в тело и дух народа иные смыслы, образцы поведения и цели жизни. Исчезли наши общепитовские «Юность», «Ласточка», «Нива», «Весна»… Исчезли «Закусочные», «Чайные», «Пирожковые», «Лакомки»… Всюду видятся «Кофе-хаус», «Гриль-хаус», «Блин-хаус», «Кебаб-хаус», «Обувь-хаус»… Рядом гиганты прибыли и наживы: «Ашан», «Мега», «Икеа», «Грант», «Вэй-парк», «Макдоналдс», «Ростикс», «Баскин-Роббинс»… Не обошлось и без подделки под Францию — супруги Карабань создали отечественную сеть парфюмерных магазинов «Рив Гош» («Левый Берег»). Существуют пределы заимствования иностранных слов: 3% — катастрофа. У нас эта доля приближается к 10%!

Под знаменем лентробухов

Тяжёлые ранения нанёс русскому языку ураган аббревиатур — явление нетипичное для русской культуры. Исследователи увидели причину этого урагана в копировании еврейской системы образования имён. Никогда не было тайной, что среди революционеров и их вождей было очень много евреев. Так, распространённая фамилия Кац происходит от ивритского Коен цэдек — жрец, праведный священник, а варианты Кацев, Кацов — от слова «каццав» — мясник (никакой связи нет с Katze — кошкой по-немецки). Ром, Ромм — «рош метивта» — глава йешивы, высшей религиозной школы. Махаршак, Маршак — «морейну ха-рав Шмуэль Кайдановер» — учитель наш раввин Шмуэль Кайдановер (по имени раввина, жившего в 1624–1676 годах). Зак — «зэра кдошим» — семя мучеников. Блок — «Бней Лейб Коген» — сын Лейба Когена…
Неудивительно, что когда большевики стали насаждать революционные имена новорождённым, они прибегли к аббревиатурам. Только с Лениным были связаны многие десятки имён: Вил, Виль, Владлен, Владилен, Вилен, Вилор (В.И. Ленин плюс Октябрьская революция), Ворлен (Великая октябрьская революция плюс Ленин), Нинель — Ленин в обратном прочтении… Ленин в составе в другими вождями — Марлен (с Марксом), Лентрош (с Троцким и Шаумяном), Лентробух (с Троцким и Бухариным), Лентрозина (с Троцким и Зиновьевым), Лунио (Ленин умер, идеи остались), Изаль (исполняй заветы Ленина), Ясленик (я с Лениным и Крупской), Лелюд (Ленин любит детей), Виллюр (В. И. Ленин любит рабочих), Мэлис (Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин) и т. д.

В русский язык вонзились новые аббревиатуры образовательных и прочих учреждений, царапающие, гугнявые, спотыкающиеся и, простите, гавкающие

Имена из лозунгов: Даздраперма («Да здравствует 1‑е мая!»), Даздрасмыгда («Да здравствует смычка города и деревни!»)… Позднее появятся такие имена как Оюшминальда (Отто Юльевич Шмидт на льдине) и им подобные.
Именовательное «творчество» не осталось в 1920 –1930‑х годах. Его отзвуки наблюдались в 1960‑х годах и значительно позже. Регистрировали в загсах такие имена как Уюрвкос (Ура, Юра в космосе!), Юргоз (Юрий Гагарин облетел Землю), следом — Ватерпежекосма (Валентина Терешкова — первая женщина-космонавт), Кукуцаполь (Кукуруза — царица полей, это — «пассия» Н. С. Хрущёва). Совсем недавно среди кандидатов в депутаты оказались два человека с фамилиями Кпрф (!).
Аббревиатурная волна накрыла учреждения и организации, начиная с имени страны. В XX веке она переживает уже пятое имя, три из них — аббревиатуры (Российская империя, Российская республика, РСФСР, СССР, РФ). Революционные тучи разрядились над русской землёй такими именами, как РСДРП, РКП (б), ВКП (б), КПСС, КПРФ. Они же породили ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД, НГБ, МГБ, КГБ… Пласт пролетарских творческих объединений и учреждений — это рычащие, пыхтящие, спотыкающиеся, сипящие АХР, АХРР, РАПХ, РАПП, РАПМ, АСМ, ВХУТЕМАС, ВХУТЕИН, ПИНХУК… СЛОН (не могучее животное, а Соловецкий лагерь особого назначения), АЛЖИР (не известная страна, а Акмолинский лагерь жён изменников Родины), Чеквалап — не абракадабра, а Чрезвычайная комиссия (ЧК!) по заготовке валенок и лаптей. Доходило до смешного — Замкомпомордел (заместитель командующего по морским делам), прочтите повнимательнее. Тысячи аббревиатур (до 15–20 букв) зашифровывают народные комиссариаты, министерства и подведомственные им предприятия и службы, втискиваясь, разрывают живую ткань языка, «протезируют» его. Бесконечные ВСРПВП, ВСЕРКОМПОМ, увесистые, но хотя бы разгадываемые Наркоммясомолпром, Минтракторсельхозмаш… Зашифровалось и образование, наука, повально всё, что есть в строении общества. Может встать вопрос: «Аббревиатурные мы — это исключительное явление в мире?» — Конечно, нет. Но по обилию, а значит, и по садистскому отношению к родному языку нам нет равных. По этому показателю Советский Союз занял первое место в мире в Книге рекордов Гиннесса.
Масса новых имён жила недолго, но довольно часто мы встречаем их и сегодня. Не прижились многие имена из-за кричащей уродливости, неблагозвучия. Как же можно было выжить и очень уж ясным девичьим именам, таким как Бригада и даже Кувалда?! И ещё: в 1930‑е годы большая часть ленинской гвардии, организаторов и активистов «красного террора» была расстреляна и посажена в тюрьмы. Лентрозинам и Лентробухам надо было срочно переименовываться. Но главное в том, что аббревиатурная страсть не унялась и теперь. В РФ аббревиатур, сдаётся, стало даже больше. Теперь не написать простое и ясное «Средняя школа №2» Тулы или Новосибирска. Сначала обязательно надо нагородить ГБОУ СОШ, только потом дать закавыченное название. Есть МАОУ СОШ (муниципальное автономное образовательное учреждение) и МОУДО ЦДО с другими подобными. Школьные деловые бумаги пестрят ФГОС, ОГЭ, ЕГЭ, УВР, УМК, ОРКСЭ, ЕНТ… Естественно, там же и вузы. Сначала надо написать ФГБОУ ВПО, а уж потом что это и где находится. В русский язык вонзились новые аббревиатуры образовательных и прочих учреждений, царапающие, гугнявые, спотыкающиеся и, простите, гавкающие: СГУГИТ, ФГУП, АБОП, СГУПС, НГУЭУ, НГПУ, НГАВТ… Новый общественно-политический строй породил бесчисленные ИП, ЧП, ООО, ОАО, ЗАО, МУП, ТСЖ… и неизбежные ОМОН, МРОТ, БОМЖ и многие другие «бонусы».

Разрушающая сила мата

Глубокие раны наносит русской речи нецензурная брань. Её также вполне обоснованно можно назвать рецидивирующим явлением 1920‑х годов. Нарком просвещения Луначарский вынужден был признавать, что революция понижает уровень культуры масс. В ту пору нецензурная брань настолько распространилась в обществе, на всех уровнях управления, что рабочие (!) созывали специальные собрания, бурно обсуждали напасть и принимали решения штрафовать матерщинников. Суммы от штрафов направлялись на поддержку ОДН (общество «Долой неграмотность!»), Воздухофлота, на другие общественные нужды.
К великому огорчению, сквернословие прижилось у нас уже и на театральных сценах, в кино. Некоторые деятели искусства, даже именитые, настаивают на принятии закона, дозволяющего мат в системе культуры. У нас есть закон против мата в общественных местах, но он не действует. Вот и катается по стране, к примеру, матерщинник Шнуров, собирает по 10 тысяч молодых душ в ЛДС (Ледовый дворец спорта) и безнаказанно оскверняет их двухчасовыми «песнями». Из компетентных органов протестующим общественникам приходят ответы, что-де Шнуров и не матерится, он песни поёт. Значит, если человек такую пакость производит в форме обычной речи, то его можно привлечь к ответственности за мелкое хулиганство, если же он делает то же самое, но нараспев — привлечь нельзя.

Вот и катается по стране, к примеру, матерщинник Шнуров, собирает по 10 тысяч
молодых душ в ЛДС (Ледовый дворец спорта) и безнаказанно
оскверняет их двухчасовыми «песнями»

Матерная брань — это смесь русского и демонического языка. «Скверные слова содержат и передают сатанинскую энергию зла, которая вызывает болезни у человека, а может убить» (А. И. Половинкин, крупный учёный, ректор, священник). Учёный П. П. Гаряев доказал, что ДНК способна воспринимать человеческую речь, читаемый текст по электромагнитным каналам. Одни речи и тексты (добрые, молитвенные) высвобождают запасные силы геноструктуры, другие (проклятия, матерщина) вызывают мутации, ведущие к вырождению. По утверждению В. Ф. Войно-Ясенецкого (великий врач-хирург, профессор, он же архиепископ Лука и святой Русской Православной Церкви), «в слове содержится великая духовная энергия — или энергия любви и добра, или, напротив, богопротивная энергия зла. А энергия никогда не пропадает, …и распространяется повсюду и действует на всех». Доктор филологических наук, профессор Т. Л. Миронова предупреждает, что многие ругательные слова напрямую связаны с понятием смерти: падло (падаль), стерва (мертвечина), зараза (заразить — убить), мразь (погибший от холода), быдло (польск.) — скот, предназначенный для убоя. Далёкие наши предки избегали произносить слово «смерть», мёртвого называли «покойником», «усопшим». Знали: кого зовут, тот и приходит.
Мы на многое сегодня жалуемся: демографическая ситуация плачевная, хозяйство в кризисе, благосостояние — что тут утешительного скажешь? В основе бед много известных причин, но мы здесь говорим о малоизвестном, но очень и очень важном. Вдумайтесь только: учёные полили зёрна пшеницы водой, «обработанной» сквернословием, и больше половины их не проросло. Полили их же, но водой, над которой читали молитвы, — 96% проросли. Установлено также, что матерщинники подвигаются к импотенции, матерщинницы — к бесплодию.
Сегодня миллионы людей ураган своего гнилословия адресуют трём матерям — Матери Божьей, Матери земле-кормилице, всем матерям, нас родившим. И на что после этого нам надеяться?
Поле же нашей жизни под ядовитыми ливнями мата. Какого «урожая» ожидать от такого «полива»? Более «культурные» сквернословы ввели в моду замаскированную брань, и мы постоянно слышим бесконечные словечки «блин», «ёлки-палки», «японский городовой»…
Но нет ядов без противоядия, падений без возможности подъёмов, нападений без защит. Но об этом наш следующий разговор.