Русская традиция — розетка в сейфе

9 / 2020     RU
Русская традиция — розетка в сейфе
Елизавета Тюгаева психолог, музыкальный терапевт, этнограф, создатель проекта «Галерея сельдерея», автор методики «Терапия фольклором»
Поиск внутреннего ресурса — одна из актуальных тем современного общества. Исследователь психологического потенциала русской традиции Елизавета Тюгаева предлагает найти источник ресурса, используя инструменты исконно русской культуры.

LT: Елизавета, с одной стороны, вы человек мира, объездили 16 стран, с другой — фанат русской культуры. Не противоречит одно другому?

ЕЛИЗАВЕТА ТЮГАЕВА: Как раз в соприкосновении с разными культурами я поняла ценность русской традиции. В путешествиях я люблю общаться с иностранцами: видимо, сказывается моё базовое социологическое образование. Сначала в такой непринуждённой беседе, к примеру, с французом или индусом появляется вау-эффект: мы все одинаковые! Но потом происходит дифференциация и ты понимаешь, что есть одно большое но — культурный слой. Кстати, европейцы, как и мы, мало включены в свой культурный код — они в целом плохо знают традиции своей страны. Но вот японцы, китайцы и другие азиаты очень ценят свою культуру и хорошо разбираются в ней — ходят в национальных одеждах, поют национальные песни. И когда после своих рассказов они стали просить рассказать и о себе, то у меня щёлкнуло: я, одетая в джинсы, с кока-колой в руках, почти ничего не знаю о своей исконно русской традиции. Всё, что я могла рассказать, было из области некого новодельного контекста. Я подумала: неужели наша великая культура недостойна того, чтобы мы о ней знали?!
Я вернулась домой и стала изучать русские традиции. На тот момент мы с братом уже несколько лет организовывали большой фестиваль «Творец», где были представлены самые разные направления для занятий на досуге: капоэйра, тибетские чаши, африканские барабаны, интуитивное рисование, контактные импровизации…. Мы попробовали около сотни творческих, психологических направлений других стран: нам же, как правило, всегда интереснее чужая культура. Но когда появилась идея увлечь людей русской традицией, то оказалось, что нужных нам мастеров, умеющих работать с большой аудиторией, в Новосибирске нет. Нет и «тест-драйва» русской традиции в легкоусвояемой форме, в то время как, например, основы йоги можно получить за два часа.
Фольклор участники фестиваля хотели видеть меньше всего: «Ну что за нафталин?! Давайте нам хип-хоп или африканские барабаны!» Но в реальности эффект оказался потрясающим! Мне захотелось углубиться в этой теме и создать конкурентоспособную альтернативу популярным сегодня творческим направлениям и духовным практикам. Загвоздка в том, что с приходом советской власти у нас стёрся культурный код. После революции стало навязываться мнение, что исконно русская традиция — это всё ненужные пережитки прошлого.
В середине прошлого века было создано некое искусственное подобие русской традиции — супержёсткая стилизация, которую я называю «советский фейклор» в виде «Калинки-малинки», атласных сарафанов, оркестровых аранжировок — массовая культура, соответствующая ценностям Советского Союза, которая сегодня у многих адекватных людей вызывает отторжение. Но, тем не менее, «фейклор» транслируется на телевидении, на вокальных и танцевальных конкурсах. У нас произошла грубая подмена архаичного пласта прошлого века — это примерно уровень наших прабабушек и прадедушек. Неудивительно, что если я иду в исконно русском сарафане, меня могут назвать цыганкой. Практически всё, что мне отвечают люди на вопрос «Что такое русская традиция?» относится к «фейклору», где аутентичной традиции пять процентов. Вот назовите русскую народную песню.

«Ой, мороз, мороз…»

Это советский период. Ещё часто называют «Выйду в поле с конём», которую написал Матвиенко. Даже «Во поле берёзка стояла» в том виде, в котором она известна — это авторская песня по мотивам народной. Получается, мы практически ничего не знаем о нашей исконной традиции. Более того, у каждого «своя» русская традиция, и у меня есть теория по этому поводу. Помимо «фейклора» у нас есть фольклористы, этнографы и «родноверы». Я называю эти группы кластерами. Фольклористы — это практики, они максимально приближены к аутентичной традиции в плане звука и нарядов, ездят в экспедиции, но они находятся в стороне от народа. Этнографы — теоретики. Они сидят в научно-исследовательских институтах за закрытыми дверьми, посещают научные конференции, то есть от людей ещё дальше. Есть еще неоязычники, или, как я их называю, «родноверы» (их много, и они разные), но основные маркёры: солнечные хороводы, «славянские» традиции, очелье, «Велесов круг», Даждьбог, коловрат (про который в этнографии нет ни одного упоминания). «Родноверы» не едят мясо, не любят христианство, не поют традиционные песни, считая их унылыми. При этом они активно взаимодействуют с людьми, поэтому человек, интересующийся русской культурой, часто попадает либо в «фейклор», либо к «родноверам», где процент истинной информации совсем небольшой, поскольку это некая авторская культура. Эти группы, как правило, агрессивно настроены друг к другу. В итоге современный человек, глядя на всё это, думает: «Э-э-э, пойду, позанимаюсь йогой».

С другой стороны, сейчас появилось много информации о «традиционных» правках, ладках, послеродовом пеленании, славянской гимнастике и прочем. Но у меня вызывает вопрос: на какие источники информации опираются такие мастера? В чём же уникальность и сила аутентичной русской культуры?

У наших предков в XIX веке была удивительная по своей глубине система практик, которая помогала им выживать. Когда я говорю о русской традиции, то имею в виду традиции села и деревни — до начала ХIХ века 90 процентов населения нашей страны жило в деревнях. В ХIХ веке расхождение было уже настолько сильным, что традиции города и деревни были как две разные вселенные. Процесс глобализации и социализации с переходом в большие города активно способствовал утрате нашей корневой культуры. Причём в Европе была похожая ситуация, но в период СССР у нас ещё добавилось искусственное обрубание корней. Для меня русская традиция — это народная психология, с помощью которой люди решали свои задачи.
Это «розетка в сейфе», которая позволяет подключиться к мощному ресурсу.
Мы же сейчас стараемся изобрести новое колесо, погружаясь в разные изначально чуждые нам практики. Я не предлагаю взять и отбросить психологию. Эффективнее сочетать её с традиционным наследием — использовать из него наиболее подходящие инструменты и оценивать то, как они работают. Например, не просто петь традиционные песни или водить хороводы, а исследовать, как это влияет на человека. Сегодня современный человек переживает очень много негативных факторов — депрессий, кризисов, смены реальности… Так вот, русская традиция — это наша точка опоры и ресурс. 

Вы же ещё и ткачеством занимаетесь — тоже для ресурса?

У моей мамы есть ткацкий стан, на котором я, следуя традиции, выткала своему жениху рубаху. На весь процесс ушло два месяца — это нереальный трансперсональный опыт, хотя надо отметить, что психологических тренингов в моей жизни было немало. У меня четыре высших образования, к тому же я выросла в семье учёных, но весь мой интеллектуальный бэкграунд затрещал, соприкоснувшись с браным (узорным) ткачеством. Традиционный узор — это ритм, музыка, математика. Я не понимаю, как могли эти деревенские бабушки, не знавшие высшей математики, вычислять математические формулы орнаментов. Они впитывали этот язык с молоком матери. Уверена, что уровня филигранности традиционной работы не сможет достичь ни одна современная девушка, поскольку мы утратили отточенность мелкой моторики. Я проводила мастер-класс по ткачеству в общей сложности для 60 девушек и видела, как руки не слушаются, внимание сбивается….
У меня разбились все иллюзии по поводу того, что русская традиция — это что-то наивное и неинтеллектуальное. Возникает вопрос: мы в своём человеческом капитале приобрели или потеряли?
Ещё один миф связан с тем, что в деревнях бедно жили. Конечно, были разные регионы, но были и такие, где в наряде использовалось десять килограммов жемчуга и золотое шитьё. Навряд ли сегодня среднестатистический горожанин сможет позволить себе такой крестьянский костюм ХIХ века.
Когда я изучаю то, как русские крестьяне вышивали, пели, владели своим телом, распоряжались своим ресурсом и эмоциональным интеллектом, у меня порой возникает ощущение, что я в сравнении с ними сухофрукт. Мы можем ходить в тренажёрные залы или на йогу, но при этом не выдерживаем пятиминутного плясового хоровода. Однажды на фестивале я попала в «центрифугу» бабушек одного из аутентичных традиционных коллективов — они плясали как на убой три дня без отдыха. Мы, современные девушки и парни, уже через пять минут выползали «в ноль» из этой центрифуги. Как они это делают? И тут мы вспоминаем про «розетку в сейфе» (улыбается).

И как же подключиться к этой розетке?

Нужно просто петь песни, водить хороводы или понимать значение культурных кодов, чтобы тело вспомнило свою природу, ведь у нас уже всё для этого есть на уровне генетического кода. Например, хоровод — это микромодель того, как ты умеешь выстраивать личную стратегию и взаимодействовать с людьми. Хороводная соборность дарит чистый кайф от непосредственного общения и взаимодействия на тактильном уровне, с точки зрения нейропсихологии это для современного человека очень ценный опыт, нехватка которого особенно актуальна в период эпидемии. Я недавно была на медицинском семинаре, где говорилось о разных видах деятельности, способствующих развитию разных уровней мозга. С точки зрения нейропсихологии фольклорные практики развивают мозг на всех его уровнях. Это дрова, на которых можно разжечь свой костёр. Ты можешь вышивать, а потом обнаружить, что у тебя память улучшилась. Можешь петь и водить хороводы, а в бизнесе вдруг начать генерировать гениальные идеи. Это всё ресурсы для мозга на уровне физики, и я на конкретных примерах вижу очень качественный объём изменений в жизни многих людей, даже представителей других национальностей. Причём с некоторыми мы поём онлайн, будучи на разных материках.
На стыке рабочих инструментов из фольклора и психологии получается высокоэффективный метод работы с психикой под запросы современного человека. У меня нет задачи работать над звучанием голоса, мне интереснее использовать песни и хороводы в качестве развития эмоционального интеллекта. Есть песни, которые успокаивают, концентрируют внимание, помогают укорениться и найти связь со своим родом, выйти на тонкие духовные структуры, вывести агрессию и боль, пережить горе… Сейчас принято подавлять в себе негативные эмоции, но если их не прожить, то они никуда не уходят, трансформируясь в болезнь и депрессии. Сегодня мало кто умеет оказывать поддержку в горе, все играют в игру «позитив — наше всё». Традиционные песни — прекрасный инструмент, помогающий через песни выпустить горе и вытесненные эмоции.
Раньше говорили: «Кто не поёт, того отпевают» — и пели все от мала до велика. Если ты не поёшь, то с тобой и дела никто иметь не будет. Кстати, хороший критерий для того, чтобы понять, заключать, например, сделку с партнёром по бизнесу или нет: надо с ним не водку пить, а песни петь, чтобы понять, споётесь ли вы (смеётся). 
В течение шести лет в рамках своего проекта «Галерея сельдерея» я провела более 500 мастер-классов и семинаров. У меня в голове сложилась эмоциональная карта песен, созданная на основе обратной связи от многих людей.
На эту тему я даже написала один из дипломов. Есть психоанализ, есть гештальтотерапия и есть… терапия фольклором (смеется).

То есть вы разработали отдельную модальность в психологии?

Всё к тому идёт. Я вижу, что во время исполнения песен на наших мероприятиях люди быстро эмоционально включаются в неё, это даёт возможность проникнуть в потаённые структуры психики. Главное — иметь рядом опытного мастера, который контролирует процесс. Я знаю песни, которые вообще нельзя петь: настолько они мощные. Это как укус змеи, полезный только в малых дозах.

Я стремлюсь научить людей видеть то, насколько русская традиция глубока, интересна, полезна и удивительно актуальна в современном мире

Ещё один эффективный инструмент — плясы, помогающие человеку проявиться через тело, раскрепощающие его. Если же человек не хочет ни петь, ни плясать, он может прикоснуться к русской традиции через систему мировоззрения ХIХ века. Например, можно использовать знания о переходах из одного жизненного цикла в другой. Если ты хочешь понять культурный код любой нации, то нужно понять, как организованы три перехода: рождение, свадьба, смерть. Распределение ролей в семье, взаимоотношения между людьми, значения цветов, отношения к тем или иным событиям — всё это может невероятно помочь человеку в современной жизни. Например, свадьба — это смерть девушки в одном статусе и рождение в другом. Переход осуществляется путём снятия с себя предыдущих обязанностей и включения в новые. У невесты менялся круг общения: она прощалась с незамужними подругами до того момента, пока они тоже не приобретут статус замужней женщины. Это знание очень помогло бы и современной девушке, которая, выйдя замуж, переживает, что не может, как раньше, общаться с подружками. Особенностью перехода объясняется и родовая депрессия, и многое другое. Сейчас же у нас слишком много хаоса, мы даже не всегда понимаем, кто перед нами стоит — мальчик или девочка. Моя задача — построить надёжный мост между традицией и современным миром, упаковав этот продукт так, чтобы он был конкурентоспособен наряду с сальсой, йогой или приёмом психолога. Кроме того, я занимаюсь и научно-популярной стороной вопроса (статьи, конференции), а также пишу книгу на тему русской традиции.

И всё же, вы больше ощущаете себя фольклористом или психологом?

Я психолог, работающий через фольклор. Не так давно я вступила в Лигу психологов и психотерапевтов — крупнейшее профессиональное сообщество. Меня пригласили в качестве тренера на алтайский декадник, и здесь я, наконец, поняла, что нашла свою среду, где получила мощную профессиональную поддержку, которая была важна для меня. Ведь когда ты делаешь что-то новое, то часто идёшь через сопротивление и непонимание. Также ко мне обращаются как к эксперту по русской традиции. Так, например, в тандеме с режиссёром Полиной Кардымон появилась наша изумительная постановка-перфоманс «Коромысли». Сейчас этот спектакль проходит на фестивальных площадках России и за рубежом.

Что вы отвечаете человеку, который считает, что русская традиция — это скучно?

Традиционные песни кажутся скучными и грустными, потому что для нас это новый материал. Мы же приучены к современному «умц-умц», простому ритму и массированной атаке на ухо, потеряв чувствительность к полутонам и полузвукам. Это как после ярких цветов пастельные кажутся блёклыми. Но самое интересное случается тогда, когда песня перестаёт казаться грустной. Исчезает ярлык, включается эмоциональный интеллект, и человек вдруг начинает на протяжении пяти минут рассказывать, какие эмоции у него вызывает эта песня.

Есть ли удачные примеры интеграции русской традиции в современность?

Конечно. Из музыки это Тина Кузнецова (Zventa Sventana), Сергей Старостин, группы «Этносфера», «ДахаБраха», «Очелье сороки».

Сейчас очень многие люди находятся в процессе поиска своих корней через информацию о предках. Как русская традиция может им помочь?

Занятия русской традицией в любом формате — хоть куколку крутить, хоть печь хлеб на закваске, хоть песни петь — усиливают связь с нашей корневой структурой — нашим родом.

Вы сказали, что атласные ленты, кокошник и сарафан не являются исконно русским костюмом. Как же он всё-таки выглядел?

Нет такого понятия, как универсальный традиционный русский костюм. В каждой губернии он был свой, хотя имеется общее смысловое ядро русского костюма: длинная рубаха, сарафан (или понёва), пояс и запон (передник). Для замужних женщин — головной убор, для незамужних — коса. Есть группа «Традиционный русский костюм» в VK, где собраны хорошие фотоподборки костюмов по областям. На мне, например, сейчас надет холодай по мотивам городского платья ХIХ века, это классический сибирский образ в поздней русской традиции. Кстати, в моей семье сохранился аутентичный молебельный сарафан со столетней историей, по крою которого можно утверждать, что он относится к новгородскому старообрядчеству. Сохранились и вышитые рушники, домотканая скатерть…
Но раньше я всего этого не ценила, пока не начала заниматься русской традицией. Ведь важно не просто смотреть на вещь, а уметь видеть. Сейчас я, глядя на любую ткань, могу определить, заводская она или домотканая. То же самое и с фольклором. Я стремлюсь научить людей видеть то, насколько русская традиция глубока, интересна, полезна и удивительно актуальна в современном мире.   

Текст: Анастасия Михайлова
Фото: Антон Медведев