«Бесы Достоевского»: искатели высшей правды

10 / 2021    RU
Никита Ефремов, российский актёр театра, кино, озвучивания и дубляжа, Василиса Перелыгина, российская актриса театра и кино

В своём творчестве великий русский писатель Фёдор Михайлович Достоевский исследовал природу человеческой души, затрагивал темы поиска Бога, истины и смысла жизни. Эти экзистенциальные вопросы и спустя столетия не теряют своей актуальности — мы снова и снова обращаемся произведениям автора, пытаясь найти в них ответ на главный вопрос: «Кто мы?»

В Новосибирске на сцене театра «Глобус» в рамках II Международного фестиваля актуального театра «Хаос» состоялся показ спектакля московского Театра на Бронной – «Бесы Достоевского» режиссёра Константина Богомолова. Зрители с удовольствием приняли режиссёрский опыт прочтения бессмертного произведения. Своими впечатлениями о работе над спектаклем с нами поделились Никита Ефремов, исполнивший роль Петра Верховенского, и Василиса Перелыгина, сыгравшая Лизу Тушину

ВАСИЛИСА ПЕРЕЛЫГИНА: Константин Юрьевич довольно давно и глубоко изучает творчество Фёдора Михайловича. На мой взгляд, в спектакле «Бесы Достоевского» ему удалось правдиво передать всю иронию и трагедию этого произведения, докопаться до самой его сути. Конечно, современная публика стала искушённее, и простое копирование классики будет для неё мало интересно. Константин Юрьевич предлагает свою авторскую подачу правды — живое, волнующее действие. Зритель может «поговорить» и с режиссёром, и с самим Достоевским, как если бы он читал книгу. Безусловно, каждый найдёт в «Бесах Достоевского» что-то своё. Я же вижу, что основные действующие лица — Бог и Смерть. Эти образы постоянно всплывают в тексте писателя. И мой персонаж — Лиза Тушина — тоже об этом. Помимо её очевидных качеств — она девушка не глупая, любящая, с сильным характером — в ней заложено стремление к смерти. В том смысле, что у неё есть страх смерти, объединяющий практически всех персонажей спектакля, и стремление к ней, чтобы этот страх побороть. Бессознательно она хочет прочувствовать феномен «конца жизни», преодолев его. Сейчас, глядя на наш мир, я иногда прихожу к мысли, что Бог — главный шутник, хоть и человек серьёзный. До сих пор ведутся дискуссии на тему «Что лежит в основе человеческой природы — добро или зло?». Играя Лизу, я размышляла и над этим вопросом. В данный момент я склоняюсь к тому, что всё же в основе человека заложен грех. Но кто знает, возможно, через пару месяцев я передумаю и решу, что первоначально в нас доброе, чистое, светлое. Но пока мне кажется, грех — некая точка отсчёта, от которой мы отталкиваемся и выбираем — падать ли нам ещё глубже или начать двигаться в противоположную сторону, стремиться стать лучше, возвыситься, духовно обновиться.

Константин Богомолов — человек проницательный, он словно «считывает» тебя. Работая с актёром, он во многом исходит из его внутреннего мира, вытаскивая на свет даже то, о чём сам человек не подозревает, скрывая и подавляя. А Константин Юрьевич умеет разглядеть, кто во что горазд, как в хорошем, так и плохом смысле. В своих произведениях Достоевский делает примерно то же самое — добирается до самых тёмных и потаённых уголков человеческой души и подсвечивает их. Лиза Тушина в спектакле — это я и есть, но в таком вот предлагаемом обстоятельстве. Я получаю огромное удовольствие от игры в «Бесах Достоевского». В роли Лизы Тушиной я чувствую себя довольно свободно. Хоть у нас и есть строго заданная режиссёрская композиция, но у нас в некоторых моментах присутствует импровизация — «позволительная вольность». Поэтому каждый раз у нас получается новый спектакль — он живёт, дышит, меняется. Новосибирск — театральный город, и я рада, что Театру на Бронной удалось привезти «Бесов Достоевского» в столицу Сибири.

Константин Богомолов: «Бесы Достоевского» — это реалии русской общественной жизни, остающиеся неизменными
из века в век. «Бесы Достоевского» — об исследовании
границ и пределов. Об изношенности ценностей.
О психическом кризисе цивилизации, кризисе
человека и гуманизма. В конце концов, «Бесы Достоевского» — о конце времени. Об иссякании надежды, смысла и самой энергии жизни. О воцарении смерти»

НИКИТА ЕФРЕМОВ: Соглашусь с Василисой, театр — живое искусство, мы прилагаем все усилия, чтобы выполнить задачи режиссёра, но каждый наш спектакль тем не менее неповторим. Работа над «Бесами Достоевского» — один из самых интересных репетиционных периодов в моей жизни. Я думаю, Константин Юрьевич старался показать произведение Достоевского как можно точнее и правдивее, передав все те образы и смыслы, которые заложил в своё произведение сам автор. Мне кажется, в наше время Достоевский слишком романтизируется. Лично я вижу в его книгах довольно много черноты, мрачности, жестокости, попытки вылить на бумагу свои духовные метания и, таким образом, их переосмыслить или от них избавиться. Не зря говорят: Достоевский — зеркало русской души. Он метко бьёт по болевым точкам и отражает всё то, что вы пытаетесь скрыть или отрицать. Я надеюсь, во время просмотра спектакля у зрителя произойдёт такая вещь, как идентификация, то есть сопоставление себя с персонажем, попытка встать на его место, эмоционально включиться в действие. Театр призван в том числе показать со стороны, как не надо делать, и я надеюсь, что наша постановка заставит публику задуматься.

 «Бесов» Достоевского я читал пять или шесть раз — точно не помню, и каждый раз у меня возникало разное отношение к тексту. Персонажи, которые раньше вызывали злость и отвращение, стали пробуждать сочувствие. Это произошло и благодаря глубокому разбору произведения вместе с Константином Юрьевичем. Мы анализировали детство каждого персонажа, ситуации, через которые им пришлось пройти. Возможно, именно поэтому Достоевский находит такой широкий отклик у публики, поскольку он даёт каждому возможность увидеть в произведении свои психологические травмы и честно признаться в этом самому себе. Например, моего персонажа в детстве бросил отец, уехав воспитывать какого-то другого мальчика (Ставрогина). Первые боги для детей — это родители. И Верховенский рос с чувством ненужности, с постоянной мыслью: «Неужели тот ребёнок лучше, чем я?» Отсюда и возникла эта противоречивая эмоциональная тяга к Ставрогину, желание им обладать, использовать его и в то же время отвергнуть. Кроме того, заметный след на Верховенском оставило воспитание — с ранних лет ему внушали религиозный страх перед смертью. Поэтому, ложась спать, мальчик крестил подушку. Страх перед Богом копился в нём многие годы, но в какой-то момент он всё-таки подушку не перекрестил — и ничего плохого не случилось, мир не изменился! У Верховенского вроде бы есть некий план, но он не рациональный, это некое желание сеять разрушение и хаос. Но если присмотреться, внутри моего персонажа до сих пор прячется маленький мальчик, который испытывает боль и страдает. Я в этом считываю некую безысходность Верховенского в попытке переосмыслить собственную травму, не прожить её через сердце или проработать, а компенсировать за счёт мира и других людей.

Константин Юрьевич прекрасно и гармонично воплотил все образы персонажей в спектакле. И даже тот факт, что главного красавца Ставрогина играет Александра Ребенок, не меняет точности передачи этого героя, поскольку сам Николай обладает инфернальной красотой и дьявольской притягательностью, что больше присуще представительницам прекрасного пола. Вспомните, когда в помещение входит красивая женщина, то все оборачиваются — и мужчины и девушки. Такой же эффект производит Ставрогин, его хотят слушать не столько из-за его слов, сколько из-за гипнотического воздействия, которое он производит.
И в этом смысле Ставрогина можно сравнить с этакой манящей, вызывающей красавицей, она то за нос кого-то тягает, то за ухо кусает: «Ну давай, поймай меня!» Конечно, у кого-то такая интерпретация может вызвать и негативную реакцию, и это опять же повод заглянуть внутрь себя и ответить на вопрос: «Почему я не хочу позволить миру быть именно таким? Что такого страшного произойдёт, если это случится?» Знаете, играя роль Верховенского, я тоже преодолеваю некое сопротивление — мне бывает сложно позволить себе убрать свою «гипервежливость» и дать злости и страху, которые уже во мне есть, проявить себя в такой безопасной форме на сцене. Но именно проживание экстремальных состояний через спектакль помогает в том числе и зрителю идентифицироваться с героем и сделать то же самое. «Бесы Достоевского» — это и есть своеобразная психотерапия.

Текст: Александра Дегтярева
Фото: Андрей Бортко