Сопрано моей жизни

LT: Ваши отношения с музыкой проверены временем, 35 лет творческой деятельности — солидная дата. Оглядываясь на пройденный путь, о чём вы думаете?

ОЛЬГА ОСИПОВА: Мне вообще не верится, что пролетело столько лет! Я возраст свой только по двадцатилетнему сыну и ощущаю, взрослею вместе с ним. Для певицы 35 лет на сцене — это, конечно, много, не все выдерживают эту дистанцию, многие артисты сходят с неё. На мой взгляд, одна из составляющих творческого долголетия — хорошая певческая школа, которую нужно суметь пронести через всю свою жизнь.

А талант какое имеет значение?

Талант я понимаю как предначертание, когда художник не может не писать картин, композитор не может не сочинять музыку, певец не может не петь. А ещё талант — это трудолюбие, ежедневная работа над собой, без которой ничего не добиться.

Одна из составляющих творческого долголетия — хорошая певческая школа, которую нужно суметь пронести
через всю свою жизнь

Например, один человек поцелован Богом, но страшно ленив, а другой, имея средние данные, усердно развивает их, ступенька за ступенькой, поднимаясь на вершину мастерства.

Вам любовь к музыке привили родители. Расскажите, в какой семье вы росли?

Родители работали в закрытом городе Северске на оборонном предприятии и активно участвовали в местной художественной самодеятельности. Мама пела в хоре, а у отца от природы был абсолютный слух: он с ходу подбирал мелодию и мог играть на любом инструменте. Они много выступали и брали меня везде с собой, поэтому петь начала раньше, чем говорить.
Дома, конечно, было много пластинок, в том числе с оперными ариями. Помню, как-то по телевизору показывали концерт, выступала певица в сказочно-красивом платье и голос её звучал как скрипка, тонко и проникновенно. Позже я узнала, что это была партия Чио-Чио-сан из оперы «Мадам Баттерфляй».
Самым моим заветным желанием в первом классе было учиться в музыкальной школе, а туда был большой вступительный конкурс. Я сдала экзамены на пятёрки и всем друзьям во дворе объявила, что теперь я музыкант!

Но пению тогда вы предпочли фортепиано, а потом и вовсе пошли по пути теоретика, отучившись на музыковедческом факультете Новосибирской консерватории. Почему так вышло?

Хотелось получить фундаментальное образование. Тогда мне казалось, что глубоко изучить музыку, её историю, выбрав вокальное отделение, — невозможно, всё-таки там не дают столько, сколько на теоретико-композиторском факультете. А я прекрасно знала сольфеджио, и учиться было легко.
Но пение всегда было рядом, ведь тогда в студенческой среде были популярны музыкальные капустники, где мы устраивали целые концерты. Примерно в то же время я познакомилась с Павлом Шаромовым, который учился у знаменитого дирижёра Бориса Певзнера, руководившего первым в Сибири академическим камерным хором. Павел попросил Бориса Самуиловича прослушать меня. А я же пела без всякой школы, просто как чувствовала. Но смелость, как известно, города берёт. Певзнер послушал, сказал, что у меня чистое сопрано, и принял в коллектив. В хоре я также работала музыкальным редактором.

Какие впечатления у вас остались от работы с Борисом Певзнером?

Уникальный дирижёр, мастер хоровых миниатюр. Он особенно слышит музыку. Ни у кого хор так не звучал, как у Певзнера, ни у Владимира Минина, ни у Владислава Чернушенко — признанных мэтров советской школы дирижирования.
Но Борис Самуилович был жёстким руководителем. Помню, учил нас: «Нельзя спеть с пустыми глазами, не расплескавши души! Артист должен всё оставить на сцене и буквально уползти с неё, и упасть от бессилия». Многие вокальные приёмы мог показать сам, прекрасно владел своим голосом. Для меня это была хорошая вокальная школа жизни. Сейчас он живёт и работает в Москве.

Но всерьёз заняться вокалом вы решили даже не из-за наставлений Певзнера, на вас повлиял другой человек. Расскажите, кто это был.

Оперная певица, заслуженная артистка РСФСР, солистка Новосибирского академического театра оперы и балета Римма Иосифовна Жукова — профессор Новосибирской государственной консерватории. К сожалению, этого человека уже нет с нами. Для меня она была больше чем учителем — другом. Она занималась со мной вокалом буквально каждую свободную минуту, я не вылезала из её класса. Уже через первые полгода занятий я пела сложнейшую арию из Моцарта, научилась снимать у себя голосовые и психологические зажимы, почувствовала свободу в голосе.
Именно Римма Иосифовна убедила меня в 38 лет поступить в аспирантуру Новосибирской консерватории, чтобы получить профессиональное вокальное образование и возможность в будущем преподавать. Я бесконечно ей за это благодарна.

Как решились после многих лет работы с Вокальным ансамблем Павла Шаромова уйти в сольную программу?

В какой-то момент мой голос перестал встраиваться в ансамбль, да и джазовый репертуар подходил всё меньше. А сама я тянулась к любимой классике и романсу. Паша, предвидя мой уход из коллектива, убедил бывшего директора Новосибирской филармонии Александра Назимко взять меня в штат солистов.
До сих пор помню своё первое сольное выступление с оркестром. По стечению обстоятельств он совпал с моей свадьбой. Представляете, я с утра вышла замуж, а уже вечером пела партии в «Страстях по Матфею» Баха. Я безумно волновалась, чувствуя ответственность перед великой музыкой, перед зрительным залом и теми людьми, которые пришли меня поддержать, но взяла себя в руки и вышла на сцену.

Это правда, что перед каждыми гастролями в Германию вы оттачиваете произношение с переводчиком правительственного уровня?

С прекрасным человеком и профессиональным переводчиком Еленой Норовой я познакомилась более десяти лет. И каждый раз, когда готовится программа на немецком языке, я приезжаю к ней и мы начинаем отрабатывать произношение, осмысливаем текст, находим в нём главные слова. До пандемии я успела выступить в Швейцарии, так там решили, что я из немецкоговорящего города Берн, раз так хорошо пою на языке Гёте. Поэтому очень удивились, когда узнали, что живу в Сибири.
Лена же много лет как переводчик ездила с ансамблем филармонии на гастроли в Германию и стала неким талисманом коллектива, а сами немцы отмечали её превосходное произношение и грамматику.

Сегодня вы также преподаёте вокал студентам, руководите одной из музыкальных школ города. Как думаете, какое будущее ждёт интеллектуальную, высокую музыку при цифровом поколении молодых людей?

Судя по тому, какой бурный набор учеников ведётся ежегодно в музыкальные школы, настоящее и будущее у классической музыки определённо есть. Другой момент, что музыки в широком её понимании почти не стало в общей системе образования, имеющей базовое значение для гармоничного развития личности. Россия исконно была певческой страной. До революции все пели в церкви, мещанское и дворянское образование предполагало обязательное обучение не только языкам, но и владению музыкальным инструментом. В советский период искусство было проводником идеологии и в каждой общеобразовательной школе, непременно был большой хор, а на предприятиях — художественная самодеятельность. Сегодня ничего такого нет, дети перестали петь, и страна тоже, что в итоге сказалось на уровне культуры в обществе. Молодые педагоги не хотят идти работать в школу, потому что там нет нормальных, интересных программ, а внеклассной деятельности, которой тут же нагружают новеньких, — хоть отбавляй. Если к этому добавить зарплаты в образовании, то тут уж совсем становится не до пения.
Я считаю, что искусство сегодня — это проводник духовности, без которой у страны не может быть благополучного будущего.