На все руки Настя

LT: Анастасия, что чувствует режиссёр, презентуя свой первый фильм перед зрителями?

АНАСТАСИЯ ПАЛЬЧИКОВА: Наверное, состояние трепета пополам с мандражом. Но эту стадию я уже преодолела, когда представляла фильм на «Кинотавре». Зрители приняли тогда картину очень тепло, дальше было легче. В Новосибирске я нахожусь впервые и сейчас испытываю скорее любопытство, чем страх, потому что хочется поскорее увидеть реакцию сибиряков на картину. Фильм про 90-е, а это время по-разному протекало в столице и регионах. Мне интересно узнать, насколько события «Маши» совпадут с тем, что помнят или думают новосибирцы об этом.

Про 90-е в России снято довольно много сериалов и полнометражных фильмов. Что, на ваш взгляд, сегодня заставляет режиссёров снова обращаться к этой теме? Какую потребность аудитории вы этим закрываете?

Сейчас снова назрела необходимость говорить про 90-е, потому что пришло время высказаться поколению, у которого на эти годы пришелся период взросления и юности. Раньше про 90-е снимали, что называется, по горячим следам. И снимали режиссёры, которые пережили это время взрослыми. Сейчас это совсем другой взгляд на 90-е — взгляд с расстояния, попытка наконец-то понять, что с нами тогда произошло.
А вот что увидит зритель — это он решает сам.
В зале каждый смотрит про своё, причём независимо от того, что хотел сказать режиссёр. Восприятие всегда будет разным, это не хорошо и не плохо, просто так устроено кино.  

Критики называют «Машу» почти идеальным зрительским фильмом. Это комплимент для режиссёра, снимавшего всё же авторское кино?

Скорее, приятное удивление, потому что я не ставила себе задачу снять коммерческое жанровое кино с расчётом на широкий прокат. Наверное, «Маша» задумывалась как авторский проект. Но сказать, что, работая над ним, я совсем не думала о зрителе — лукавство. Когда я пишу сценарий и монтирую, обязательно оцениваю: всё ли понятно в сюжете, нет ли затянутых, скучных сцен.

Когда мне становится невыносимо грустно от окружающей действительности, я особенно рьяно бросаюсь в творчество

Почему-то считается, что авторское кино — автоматически унылое. Хотя голливудская практика доказывает, что лучшие зрительские фильмы — «Тёмный рыцарь» или «Джокер» — были сняты режиссёрами, делавшими авторские картины — Кристофером Ноланом и Тоддом Филлипсом. Авторское кино — это просто то кино, в котором есть мощный автор. Вне зависимости от жанра и нарратива.

На съёмках вы совмещали функции режиссёра и сценариста, как это повлияло на рабочий процесс, и какое из направлений всё же вам ближе?

В режиссёрском кресле в миллион раз лучше. Хотя ответственности гораздо больше, чем у сценариста. У писательства свои сложности. Когда ты придумываешь сюжет, то ты живёшь внутри своей истории, живёшь с персонажами, это тяжело психологически, начинаешь сходить с ума.
С «Машей» мне было легко. Во-первых, я писала про своё детство и чувствовала себя уверенно в этой истории. А во-вторых, я легко впускала артистов в пространство их ролей, чтобы они могли смиксовать себя и персонажей. Много всяких штук привнесли Полинка Гухман, Суханов, парни-боксёры.

Вы написали сценарий к фильму «Большой», который снял Валерий Тодоровский. Как начинающий режиссёр, чему бы вы хотели у него научиться? 

Пожалуй, несуетливости – это удивительное Валерино качество, которое всё реже встречается. Особенно у молодых режиссёров, которые всё время торопятся, потому что время такое. Вот у Валеры я пытаюсь учиться спокойному ко всему отношению и пониманию, что там, где это действительно нужно, ты обязательно успеешь. 

Вы также пишете музыку и стихи, долгое время были лидером группы «Сухие». Потом ушли в сольный проект «Gg» (с английского ginger – рыжая), о котором в Великобритании пока знают больше, чем в России. Почему?

После участия в нескольких музыкальных европейских фестивалях я записала с английскими музыкантами свой первый англоязычный мини-альбом. А также сняла клип на одну из песен, презентация которого сначала состоялась на иностранном портале wonderlandmagazine.com, а потом на российском канале Velvet Music. EP (extended play) из четырёх песен очень хорошо зашёл в Англии, и продюсеры позвали меня писать уже полноценный альбом, что я и сделала. Но презентацию пришлось отложить, потому что начались съёмки «Маши». Я надеюсь, что смогу к этому вернуться и в ближайшее время запустить альбом в Великобритании, а потом в России. Хотелось бы верить.

В одной из ваших старых песен есть такие слова: «Дайте вдохнуть мне, люди. Мне очень нужен кислород». Что для вас сейчас так же дорого, как воздух?

Близкие люди, их у меня немного. И фильмы. Когда мне становится невыносимо грустно от окружающей действительности, я особенно рьяно бросаюсь в творчество. Мне это не особо нравится, потому что тогда у всего, чем занимаюсь, появляется интонация отчаяния.

А что в окружающем мире вас расстраивает больше всего?

То, что у нас существует какое-то беспредельное неуважение к человеку. Если в этом смысле говорить про наследие 90-х, то Россия упустила главное, что могло с нами случиться, – уважение к индивидуальности, уважение к частной собственности и ко всему, что это сопровождает. Люди у нас до сих пор не знают своих прав и обязанностей.
Я не политолог и не историк, но как идеалист считаю, что произведения искусства способны влиять на человека. Моё поколение намного свободнее, в отличие от сверстников моей мамы. Поэтому я верю, что мы невольно транслируем это ощущение свободы в своих фильмах, сериалах, песнях. Даже если делаем совсем не об этом.