Веди себя к Чехову
Икона без лика, большая ладья-маятник, розовые и помидорные кусты — часть символичных декораций спектакля «Дядя Ваня», повествующего о выборе, утраченных возможностях и всепрощающей любви. Московский Губернский театр в рамках XIV Международного Рождественского фестиваля искусств впервые на сцене новосибирского театра «Глобус» показал легендарную пьесу Чехова. О феномене чеховской драматургии и еë героях, ставших отображением нашей действительности, LEADERS TODAY поговорил с главными действующими лицами постановки Сергея Безрукова.
«Серебряков ищет спасениев любви, даже в невзаимной»
Любая пьеса Чехова — загадка, хотя он просто писал о себе, своих современниках и о жизни. Но столько в материале искренности, что невозможно пройти мимо и не остановиться, чтобы заново всё хорошенько обдумать. Ещё никому не удавалось осмыслить творчество Чехова целиком. Каждый режиссёр видит его произведения по-своему и, подобно ювелиру, ограняющему алмаз, пытается создать новую грань прочтения. В период подготовки мы тоже искали ракурс и, кажется, нашли его в теме любви и веры, на которых и выстроилась вся драматургия спектакля.
Судя по звуковым эффектам — лай собаки, кудахтанье кур, совсем уйти от «чеховских штампов» не получилось?
Отчасти это традиции, заложенные Станиславским и Немировичем-Данченко. Такие выразительные средства обогащают художественную часть любой постановки, но в каждом отдельном спектакле имеют свой смысловой и эмоциональный окрас. В пьесе важно также расставить акценты, задать направление. Я видел вариант «Дяди Вани», где действие начинается с кульминации — с выстрела в Серебрякова, а уже потом распутывается вся история. Мой профессор — сильная личность, внёсшая свой вклад в науку. Но его списали по старости, и человек стал никому не нужен. Для многих людей эта ситуация и сегодня покажется знакомой. Прожив жизнь, этот человек осознал, что всё, что он делал, к чему стремился — всё это проходит. Остаются только вера и любовь. У него остается любовь к Елене Андреевне, и он борется за неё.
«Моя героиня — жертва домашнего насилия»
Работая над ролью Елены Андреевны в пьесе «Дядя Ваня», мне хотелось почувствовать и нащупать нечто такое, что было бы актуально для меня лично и отзывалось у современного зрителя, пришедшего посмотреть на историю, написанную 125 лет назад. Сравнивая образ супруги Серебрякова с героинями «Чайки» и «Вишнёвого сада», я подумала, что Антон Павлович относился к женщинам двояко. Будто бы расплачиваясь за свою красоту, Раневская и Елена глубоко несчастливы. Проявляя в характерах персонажей какие-то негативные черты, Чехов погружает героинь в тяжёлые события, из которых они выходят словно очищенными.
При этом образ вашей Елены Андреевны далёк от стереотипа роковой женщины, ведущей праздный образ жизни. Кто же она такая?
Прежде всего, искренняя в своей верности и добром отношении к стареющему мужу молодая женщина. Она добровольно принесла себя в жертву, положив на алтарь семейной жизни музыкальный талант. Но этому никто не верит, видя в ней только красивый предмет ревности, обожания, страсти. Муж по-своему любит, но изводит подозрениями и капризами, падчерица бойкотирует, мать не обращает на неё внимания. Единственный человек, готовый слышать и видеть её настоящую — Войницкий, но тот под натиском сумасшедшей любви ставит Елену слишком высоко, до уровня божества. Доктор Астров возникает как спасительный мираж, поверив в который Елена самообманывается и совершает то, к чему её давно подталкивало окружение.
Так, неожиданно для себя, в работе над образом Елены Андреевны мы вышли на тему домашнего насилия, с которым и сегодня сталкивается множество женщин в нашей стране. В этом смысле у меня возникают ассоциации с другой литературной героиней — Екатериной из «Грозы» Островского. Ведь от отчаянья она совершила свой грех, потому что общество только этого и ждало, пытаясь уличить её в неискренности. Много подобных историй, к сожалению, можно найти и в нашей действительности.
«Астров — типичный представитель нашего циничного мира»
Киношная популярность почти ничего не даёт на театральной сцене. Разве что некую степень доверия со стороны зрителя, знающего тебя по киноролям. Но и этого недостаточно, чтобы рассчитывать на успех, ведь любой хороший театральный артист тебя здорово переиграет, если ты не владеешь голосом, не умеешь выражать эмоции даже спиной к залу. Поэтому требования ко мне изначально выше, причём не только со стороны режиссёра, но и от самого себя, ибо внутренний критик самый честный.
В любовном многоугольнике спектакля «Дядя Ваня» Астров — единственный, кто никого и ничего не любит. Как вы считаете, почему?
Доктор Астров не всегда был таким циником. Будучи молодым, наивно верил, что сможет добиться успеха в профессии, сделать карьеру в медицине. Но в жизни всё пошло не так. Оказавшись в убогой реальности уездного городка, он быстро охладел к врачеванию, сузившемуся до лечения кишечных расстройств и исправления тяжких ошибок бабок-повитух. Очерствев к людям, он неспособен на светлые чувства, поэтому испытывает к Елене Андреевне только физиологическое влечение.
В чертах характера неудачника Астрова, мыкающегося по жизни и хватающегося за призрачные идеи сохранения природных ресурсов, проявляется колорит нашего времени. Такие понятия, как любовь, честь, искренность, долг, размываются, а к чему это приводит, Чехов написал ещё сто лет назад.
«Войницкий — последний романтик, упустивший свой шанс»
Всё, что я зашифровал в спектакле,
для меня важно. Гора ненужных книг
профессора Серебрякова — единственное,
что останется после его ухода,
а после их выкинут на свалку истории.
Огромные качели — это и часы-маятник,
отмеряющие время, которое уходит:
десять лет прошло для моего героя
Войницкого впустую. Годы утраченной
любви. В тридцать семь лет он мог
влюбиться, и тогда жизнь была бы
прожита не зря. Но качели — это и лодка, которая уносит моего героя в небытие.
Здесь много символов, которые можно толковать
по-разному. Это творчество,
его невозможно рассказать.
Я показал — вы либо поняли, либо нет.
