Революцию невозможно совершить в одиночку как экспериментальные танцоры создают европейский стиль в Сибири

LT: Почему в последние пять лет стало больше искусства, раскрывающегося через телесность?

КСЮША: Его не стало больше, но сдвинулся ракурс, причём именно на танцевальность. Коллективов, которые хотели и делали, не прибавилось, просто на них стали обращать больше внимания.
В моде же стала осознанность, а она очень хорошо идёт через телесные практики.

МАКСИМ: С глобального смысл сместился к тому, что ты имеешь. Всплыл вопрос отношения к телу, себе, личным границам других.
Это в балете при Людовике никто не спрашивал, удобно тебе или нет, а просто выворачивали ноги, чтобы поставить в правильную позицию.
Сейчас же ищут возможность оттолкнуться от основы, а самое базовое, что у нас есть, — тело. Только оно – про нахождение «здесь и сейчас».

А почему с осознанной телесностью боялись работать раньше?

М.: Фишка искусства — в некотором катарсисе, а телесные ощущения призывают к достаточно глубокому контакту, и тем, кто живёт в разрыве с телом, страшно на это пойти. Там ведь опыт, который до этого был закрыт.

К.: Либо просто не было потребности. Хотя на самом деле это очень важно: понимать, как работает твоё тело, и не мешать ему. Большая часть моей хореографии построена на привычной для тела физике, и я могу объяснить все двигательные паттерны, которые использую. Это помогает задуматься о вещах, которые тело автоматически делает в привычной жизни, и здесь огромное поле для вдохновения! Можно понаблюдать за людьми десять минут — и придумать готовую хореографию. А уйти в «осознанную» телеску сложно, так как человеку это несвойственно. Когда мне говорят: «Я не умею танцевать», всегда думаю: «Так не бывает!» Всё заложено, ты просто никогда не думал, что можно взять что-то из твоей обычной жизни и получится как минимум двигательный перформанс. Нужно просто наблюдать: за собой, за тем, что и как делаешь, — сделать это точкой внимания.

Когда танец превращается в перформанс?

К.: Когда перестаёт быть просто техническим и становится наполненным. Это уже перформативный танец, так как в нём есть посыл. Даже если автор не пытается рассказать конкретную историю, а просто доносит мысль или эмоцию. Но если артист уходит в эмоцию и её прорабатывает прямо на сцене, это уже телесная терапия, и это он должен платить зрителю. А если зритель может что-то из танца вынести для себя — вот и перформанс.

Для чего вообще людям искусство сейчас?

М.: Это всегда подспорье, чтобы прожить и проработать актуальное. Не только самому, но и в общественном контексте. К тому же, пытаясь побыть с искусством, ты начинаешь к нему привыкать, и это культивирует в тебе не только прекрасное: внутри постепенно разрастаются самые разные мысли, эмоции и смыслы.

К.: Понимать искусство — тоже навык, и навык приобретённый. Для меня это разговор с миром и мощное объединение, даже если вы не стоите вместе прямо сейчас. Если в разное время вы посмотрели на один предмет искусства и почувствовали одинаково, это уже такая синергия!

Стал ли современный зритель восприимчивее? Или, может, современное искусство в чём-то упростилось?

К.: Зритель стал больше откликаться! И ему точно стало проще. А искусство ни разу не упростилось — оно изменило язык, который стал ближе и понятнее. Мы ничего специально не усложняем и не упрощаем; у нас нет задачи «cделать очень сложно, красиво и вау!» Есть задача «cделать хорошо в нашем понимании». А результат зависит от того, насколько мы сами сложные внутри в тот момент.

...но все вдруг очнулись и поняли, что между людьми
нет понимания даже в самых естественных вещах,
и его надо восстанавливать

М.: Может показаться, что искусство упростилось, потому что теперь взгляд направлен на базовые вещи. Они видятся очень простыми, но все вдруг очнулись и поняли, что между людьми нет понимания даже в самых естественных вещах, и его надо восстанавливать.

Насколько органично в NADOЖDATЬ сосуществуют столько танцоров одновременно?

Ксюша: Мы выходцы из уличной культуры, и быть в танцевальном пространстве вместе для нас привычно и приятно. Хотя и по одному мы все очень мощные, поэтому процесс у нас всегда через тернии к звёздам, но это очень продуктивно. Наверное, цель изначально была такой: собрать разностилевых (танцовщиков — прим. ред.) и делать мощно. Так и получилось: мы друг друга очень сильно наполняем, и это даёт нам огромное преимущество. Даже когда мы работаем над одной идеей, каждый делает про своё, и мы остаёмся очень естественными в своих проявлениях: как в теле команды, так и в собственных личностях.

М.: Как раз это придаёт объём, делает создаваемую нами картинку многомерной.
И это всегда очень ценно, хотя процесс непростой.

Вы профессиональные танцоры уже давно — с таким опытом получается ли что-то «само собой» или за этим всегда масса работы?

К.: Бывает, «само пришло» в плане идеи, но за воплощением всегда стоит какой-либо бэкграунд. Та же импровизация на самом деле тоже наработанная телом практика. Если я легко, быстро и красиво импровизирую, значит, когда-то проделала гору работы, чтобы так выходило «само». Никакое движение само по себе никогда не получается: это всегда отклик на конкретную тему, ответ на целую цепочку «Почему?».

М.: «Само собой» — это когда количество сделанного переходит в качество, иногда совсем незаметно и даже неожиданно для самого себя. Это как с мыслями: мы же много о чём думаем, но иногда некоторые выстреливают, высвечиваются особо яркими точками.

Почему спустя почти десять лет существования остаётесь в Сибири?

М.: Главное — что ты делаешь, а не где. Мне абсолютно неважно, по каким причинам люди из моей команды остались здесь — главное, что они здесь. Могу точно сказать, что танцевать с ними мне будет гораздо приятнее, чем с кем-то, кем я даже восхищаюсь. И дело не в привычке, потому что наш коллектив никогда мной не ощущался как зона комфорта — ценен сам процесс, а из зоны комфорта можно выйти хоть где. Да и количество людей, которые увидят наше творчество, тоже не вопрос: главное, что здесь есть те, кто готов его воспринять.

К.: Революцию невозможно совершить в одиночку, а мы друг за друга стоим. Если вас пятеро, а не ты один, легче воспринимать даже то, что зритель к вам не готов. Сто процентов любого удара как бы распределяются на всех. Команда — уже давно неотделимая часть каждого из нас, и даже если спустя время мы вдруг распадемся, эта часть никуда не денется и будет жить внутри.

Чем вдохновляются современные танцовщики Сибири?

К.: У нас актуально показывать личное. В Сибири нет множества работ про глобальные проблемы, но многие — и мы в том числе — делают про то, что касается конкретно их. А как ты можешь говорить о том, что тебя не интересует? Враньё получится как минимум.

М.: Сейчас вообще у людей гораздо больше внимания к себе, поэтому и искусство стало таким. Все взгляды сконцентрированы на личном опыте, а личный опыт не касается теоретических проблем.

Кого смотреть?

К.: Надо смотреть всё! Не зацикливаться, современное ли искусство, экспериментальный ли танец, а просто наращивать насмотренность. Это даёт огромную свободу, в том числе и восприятия: чем больше твоя открытость — тем лучше, в первую очередь тебе самому. Можешь впитывать больше – больше вещей становятся красивыми и ближе к тебе. Если ты грамотный зритель, то даже в самой плохой постановке найдёшь и сможешь забрать что-то для себя. Из конкретных сибирских коллективов, которые точно стоит увидеть, могу выделить TwoMeDanceCompany (Омск), Glyptic и «Синестетика» (Новосибирск).

М.: На самом деле, выбирая артистов или направления, достаточно ориентироваться на себя: готов ты этот опыт совместно прожить? Представить, способно ли это стать тебе как близкий друг или даже родственник? И даже если вы будете в конфликте, не откажешься ли ты от этого? Тебе может понравиться или нет, но ты всё равно пойдёшь смотреть, потому что этот опыт для тебя ценен и приносит то удовлетворение, которое даёт искусство.