Когда бизнес становится искусством

LT: Как и почему ты из предпринимательства перешёл в сферу современного искусства?

АЛЕКСАНДР ЦВЕТКОВИЧ: Примерно через шесть лет после запуска бизнеса компания вышла на уровень, когда надо было либо становиться суперуправленцем, либо передавать управление более компетентным людям и уходить из операционки. Мне хотелось нового предпринимательского опыта, поэтому я остался акционером компании, но больше не занимался работой там, а стал запускать другие стартапы. Через год я понял: бизнес для бизнеса мне не интересен — мне нужно захватывающее дело, от которого можно получать деньги. Тогда я начал заниматься самообразованием и искать, от чего получаю больше всего удовольствия. В один из дней я снова попробовал то, что мне очень нравилось в детстве и юности — начал писать картину, и сразу понял: «Вот оно!» За годы карантина я посмотрел в YouTube все лекции и онлайн-выставки, чтобы понять, какие работы ценятся и почему. А когда познакомился с рынком современного искусства и понял, что могу помогать другим художникам ярче проявиться, в этом и увидел свой путь.
У нас же 95% художников карабкаются сами как могут — живут на то, что им платит их ценитель. Это всегда так работает: если ты один раз купил работу художника — точно будешь покупать его ещё. Конечно, почти все работы есть в доступе в сети, но смотреть на их искусство через монитор — одно, а вживую работы всегда выглядят лучше.
Моей изначальной позицией было: 50% искусства и 50% бизнеса, поэтому я оцениваю художников, которых хочется приобрести, по определённой схеме. Смотрю, сколько у интересующего меня мастера работ, чтобы понять, не бросит ли он это: картины ведь покупают, чтобы человек мог дальше развивать себя как художника и чтобы кроме культурной ценности его работы набирали ценность материальную. Затем анализирую, прорисовывается ли фирменный стиль, и стараюсь нащупать какую-то энергию — некоторые картины прямо передают конкретное состояние. При этом качественные работы можно находить, начиная от двух-трёх тысяч — пусть даже это будут ультра-новые авторы. Мне удалось развить свою насмотренность и пообщаться с разными людьми из культурной среды, поэтому я могу предугадать, что будет дальше и станет ли это востребованным. Плюс сейчас мне интересно смотреть не просто на искусство как визуальный объект, а с технологической точки зрения: разбираться, как искусство может помогать науке и глобальным вещам, поэтому всё плотнее углубляюсь в арттех.
Вообще есть масштабная идея – за ближайшие 30-50 лет создать национальное достояние России в области современного искусства. Создать специальный фонд, а на проценты от инвестиций нон-стоп десятилетиями покупать работы современных художников.

Каким ты видишь сибирское искусство и почему важно его продвигать?

С сибирским искусством очень любопытная история: оно есть, но только его нет. Существует мощный бренд «Сибирь» со множеством ассоциаций — а локальные художники или эту идентификацию никак не используют, или уходят в неё слишком сильно. При этом у Новосибирска тоже есть собственный локальный бренд, как у любого сибирского города. Было бы здорово это трансформировать и отражать, но про это должен кто-то говорить! А в идеальном мире — сделать проект, куда можно было бы набрать сибирских художников, и несколько месяцев вместе создавать идентификацию сибирского современного арта.
Например, сейчас на местных арт-ярмарках около 10% хорошего искусства, и то с очень большой натяжкой. Развития нет, потому что художники не распределяют свою творческую энергию, а разбрасывают её во все стороны, иногда просто переводя краски и холсты. А институций, которые фокусировали бы и направляли эту энергию, у нас пока нет. Поэтому здорово было бы создать в Новосибирске что-то типа московского GARAGE — местным художникам нужен насмотренный проводник с хорошим вкусом, и тогда они найдут, на что опереться.

Расскажи об инвестиции в искусство, которой ты гордишься?

Очень сложно выбрать! Все картины, что я покупал — особенно вначале — любимые. Но, наверное, самая первая и может считаться «самой-самой»: это работа Романа Резницкого, с которым мы теперь друзья. Первый раз я увидел её пять лет назад на выставке в бизнес-центре, стоя в очереди. Тогда я был из тех, кто считает: «Любопытно, конечно, но я и сам так нарисовать могу». Плюс в то время стоимость картины была для меня слишком высокой: это было на этапе, когда ты ещё не позволил себе такое, и поэтому считаешь дорогим. Два года она не выходила у меня из головы, и когда я понял, в чём на самом деле её ценность, — для меня сразу стало недорого, и я всё-таки её купил.
В этом году под брендом галереи ARTITEASY мы выставляемся на ярмарке современного искусства Art Russia в Москве — сразу на центральной улице, где размещаются самые топовые галереи. Даже если ни одну из работ в итоге не купят, то, что удалось пройти кураторский отбор этого мероприятия — уже огромный показатель.

А что насчёт твоего собственного проекта ARTITEASY?

Под брендом ARTITEASY за эти несколько лет было много всего, даже само название появилось сразу по нескольким причинам. Первая: многие говорят «Я и сам так могу!», думая, что искусство — это легко. Вторая: внутри «зашита» и IT-составляющая, которая связана с Академгородком и Технопарком. На данный момент в ARTITEASY на постоянной основе остались онлайн-галерея, участие в выставках, онлайн-аукционы и электронный журнал-каталог — в нём просто размещается работа автора и её стоимость. Всё направлено на то, чтобы художники развивались, а зрители увлекались, ведь увлечь человека гораздо интереснее, чем учить. Такой зритель будет искать всё сам, желать развиваться и, конечно, что-то покупать для себя. Поэтому и просвещать хочется не через лекторий как таковой, а через мероприятия наподобие фестивалей и паблик-токов.

Как ты пришёл к созданию собственных работ?

У меня ещё с детства, примерно с 1995 года, осталось около двух тысяч сохранённых работ: они нарисованы карандашами или маркерами на обычных листах А4, часть из которых уже пожелтела. Мама приносила мне бумагу, а я срисовывал мультфильмы и комиксы — тогда мне очень нравилась эта стилистика. В домашней библиотеке была книга с эскизами Микеланджело — очень редкая, особенно для тех времён. И когда я оттуда перерисовывал, было ощущение, что мне всегда хотелось рисовать и рисовать. Ещё мой брат здорово изображал машины в три четверти — и этому я тоже учился, хоть это и очень сложно для новичка. Потом увлекался и граффити, и компьютерным рисованием, а первые собственные, не срисованные работы появились лет в 16.
Ещё до этого я хотел пойти в художественную школу, но базовая программа там сильно устарела уже тогда: нужно было начинать с совсем детского стиля, а мне хотелось не этого. Поэтому я продолжал рисовать сам, потом попробовал поступить в НГАХА, но завалился на академическом рисунке и пошёл на компьютерный дизайн, который через три года сменил на маркетинг.

Когда ты рисуешь «от ума», может получиться
красиво и классно, но в такой работе почти ничего нет, кроме демонстрации навыка, и её сможет перерисовать любой

Сейчас как художник я стараюсь отключиться от всех стилей и прийти к такому состоянию между абстракцией и живописью, чтобы не я рисовал, а само рисовалось. Когда ты рисуешь «от ума», может получиться красиво и классно, но в такой работе почти ничего нет, кроме демонстрации навыка, и её сможет перерисовать любой. А вот когда рисуется словно само, из подсознания — получается так, как уже никто не сделает. И с такими особенными картинами прощаться совсем не хочется: одну такую я до сих пор помню, скучаю по ней иногда. Но, конечно, для развития как художника со своей работой нужно расстаться — её должен увидеть кто-то ещё.
И всё-таки я больше хочу быть предпринимателем и арт-дилером, чем художником: больше Ларри Гагосяном, нежели Дэмьеном Хёрстом.
Мне интересно помогать другим художникам, потому что я сам как автор знаю и чувствую, что им нужно.

Передаёшь свою заинтересованность искусством семье?

После прихода в арт я начал увлекать искусством всех! Начал, конечно, с близких. Старшему сыну Степану на тот момент было лет восемь-девять: он тогда любил рисовать фломастерами, и мне действительно нравились его работы, поэтому когда ему понадобились карманные деньги, мы договорились — за каждый рисунок я буду платить 100 рублей, а за очень крутой — 500. Позже мы с этими работами сделали выставку в «Арт Ели», и нам дали классную обратную связь. Это было около двух лет назад, и сейчас работы такого плана, как детские наивные рисунки, очень популярны. После этой выставки я стал чуть ли не требовать от него делать следующую серию, а потом вспомнил, откуда у меня пришла любовь к рисованию и вообще к искусству: никто мне ничего не навязывал. Если я увижу у своих детей какое-то увлечение — точно буду их поддерживать хоть в чём. Сейчас я к Стёпе со всеми своими идеями не пристаю, но насмотренность мы стараемся формировать: постоянно смотрим выставки, плюс дома много картин, есть книги разных художников. Но, конечно, надо ещё объяснить, как это обработать. Я это всё пережил и понимаю, насколько сильно можно преуспеть, развивая то, что нравится.