Человеческая семья: что это две тысячи лет спустя?

1. Некоторые важные соображения о современной семье

Я считаю, что в начале третьего тысячелетия произошли радикальные изменения, особенно на Западе, в толковании брака и, следовательно, семьи; мы переживаем эпохальный поворотный момент.
Западу всегда было трудно принять на практике христианские каноны брака и семьи, которые восходят к пришествию Христа. Эту позицию Запада я мог бы резюмировать следующим образом: «Христианская трактовка брака верна и прекрасна, но в целом она не осуществима во всей полноте».
Существенным в ней было положение о нерасторжимости брака и, особенно с прошлого века, учение об ответственном деторождении.
Это, скажем так, разногласие также, несомненно, способствовало углублению и всё большему уточнению Католической церковью своего учения. И начиная со Льва XIII и далее проповеднические вмешательства постепенно росли, вплоть до решающего авторитетного мнения св. Иоанна Павла II.
Однако в последние десятилетия возникли радикальные изменения, которые происходят до сих пор. Под сомнение ставится не осуществимость христианского канона, а его истинность. Вопреки этому истинность института брака как такового постепенно подвергалась сомнению. Поясню, начиная с этого высказывания.
На Западе всегда считалось, что институт брака, несмотря на разнообразие форм, в которых он юридически регламентировался и существовал в повседневной жизни, имеет свою собственную природу. Не всё в браке условно и поэтому подлежит обсуждению. Существует жёсткое ядро, то есть истина брака, независимая от исторических перипетий.
Что произошло и происходит? Отрицается, что в браке есть что-то, что человеческие, гражданские условности не могут изменить. Точнее, утверждается, что брак по своей природе не является законным гетеросексуальным союзом в отношении деторождения и воспитания детей; он также может быть законным однополым союзом, и деторождение может законно осуществляться отдельно от супружеской сексуальности.
Кто решает, заключается ли брак между людьми разного или одного пола? Утверждается: это автономное решение индивида, которое правовые системы должны просто признавать без какой-либо дискриминации.
Надеюсь, теперь понятно, в чем заключается тот эпохальный перелом, о котором мы говорим. Не сказано: христианское положение неосуществимо; сказано: оно ложное.

Мы продолжаем говорить о супругах, об отцовстве/материнстве; правовые системы продолжают иметь свои институты. Но это части, то есть термины,
которые больше не несут однозначного смысла

Однако мы должны отметить, что брак – это нечто особенное в христианском учении. Это одно из семи таинств, но оно не было изобретено Иисусом Христом. Сакраментальность всегда предполагает то, что мы можем назвать естественным браком, то есть то, что определяет институт брака как таковой. По этой причине в спор вовлечена не только церковь, но также, и прежде всего, гражданское общество и его суверенная правовая организация, то есть государство.
Существенные изменения в отношении к браку привели к существенным изменениям в фундаментальных отношениях, составляющих семью: отцовство /материнство – родство – братство.
Не считая гетеросексуальность важнейшим элементом института брака, «реформисты» вынуждены изменить определение отцовства-материнства. Вместо этого мы утверждаем, что поколение и генеалогия человека коренятся в биологии и выходят за её пределы, не отрицая ее. Именно в биологию человека вписана его генеалогия (см. Св. Иоанн Павел II, Послание семьям, 2 февраля 1994 г., 9,1). Если фундаментальные отношения отцовства/материнства и потомства искоренены из биологии, то их также необходимо будет переопределить exnovo (лат. «с нуля». – Прим. авт.).
Кто отец/мать? Кто дал семя или кому приписывается ребенок? Кто дал генетический материал или кто приютил ребенка? Утверждается, что отношения становятся определяемыми в соответствии с принятыми и юридически закрепленными конвенциями. Конвенционализм, повлиявший на институт брака, неизбежно отразился и на институте семьи.
В конечном итоге, в каком состоянии находится Запад в отношении брака и семьи? Могу ответить, проиллюстрировав это на примере.
Здание можно разрушить двумя способами. Бомбой, и я сожгу его дотла; или я разбираю его по частям. В первом случае в итоге у меня остается только пыль и щебень; во втором случае у меня все ещё есть все части, но у меня больше нет здания. Второе произошло с браком и семьей. У нас ещё есть все части. Мы продолжаем говорить о супругах, об отцовстве/материнстве; правовые системы продолжают иметь свои институты. Но это части, то есть термины, которые больше не несут однозначного смысла, поскольку они были извлечены из целого, которое их определяло.

2. Основные причины, приведшие к такой ситуации

Какие причины привели к такой ситуации?
Подобные культурные явления представляют собой достаточно сложные исторические процессы. Выявление их причин, возможно, сопряжено с риском чрезмерного упрощения. Однако нам необходимо понять, а мы понимаем явление, когда знаем его причины.
Представляется, что основными причинами являются, прежде всего, следующие три, тесно связанные между собой:
- постепенное индивидуалистическое уклонение от фундаментального человеческого опыта (миф о самореализации и суверенном субъективном праве);
- затуманивание истины и смысла сексуального разнообразия;
- свобода, понимаемая и переживаемая как чистое самоопределение.
Скажем несколько слов о каждой из этих причин.
А) Супружеская жизнь есть выражение и реализация состояния человеческой личности, которое реализуется в отношениях с другим человеком.
Отношения с другим человеком можно рассматривать двумя разными способами и соответственно их реализовывать. Рассмотрим две возможные парадигмы:
- если отношение с другим воспринимается как врожденное измерение личности, естественное человеческое благо, то общество будет восприниматься как интегральная реализация своей человечности: совершенствование самого себя является благом отношений, то есть это благо, состоящее из отношения.
- если отношение с другим мыслится не как врожденное измерение, а как результат взаимного соглашения или переговоров, то общение будет мыслиться и проживаться как необходимость, обусловленная поиском собственного блага, собственного индивидуального счастья; при этом не существует благ, вытекающих из отношений и имеющих отношение простой полезности для собственного благополучия; это миф о собственном благополучии и суверенитете субъективных прав.

Свобода больше не мыслится как способность к самоотдаче, а лишь
как способность к самоутверждению независимо от других

Если мы назовем первую парадигму персоналистической, а вторую – индивидуалистической, то можно заметить, что вторая явно победила на Западе в осознании человеком себя.
Эта победа до сих пор мешает нам принять видение брака, которое до сих пор было на Западе, превращая его из communio totius vitae (лат. «общение всей жизни» – Прим. авт.) в переговоры между двумя субъектами с суверенными правами на личное счастье; то есть к субъективной самореализации. И любые переговоры всегда проводятся на основе «давать» и «получать» с отсутствием статьи о расторжении в договоре. Здесь мы находим одну из самых глубоких причин постепенного уравнивания даже юридического брака со свободным сожительством и постепенной легитимизацией последнего.
Б) Индивидуалистический упадок humanum (лат. «человеческой сущности» – Прим. авт.) вызван также прогрессирующим затмением истины и полезности сексуального разнообразия.
Мы, постмодернисты, испытываем культурные трудности с восприятием другого человека как отличающегося от нас; но какое различие более непреодолимо, чем различие между мужчиной и женщиной?
Сексуальное разнообразие всегда рассматривалось интеллектуалами как одна из фундаментальных истинных черт человеческой личности, то есть именно то, чем характеризуется человеческая личность. Во второй главе Бытия об этом говорится довольно убедительно.
Сексуальная диверсификация говорит о том, что humanum не связана полностью ни с мужественностью, ни с женственностью, то есть не связана с ними по отдельности. Но она обусловлена тем, что присуще каждому из двоих в отношениях, которые на уровне равного достоинства ориентируют как мужчину, так и женщину на полноту их человечности.
Институт брака родился из этого ви́дения. Если вместо этого я помещу себя в то, что мы называем индивидуалистическим отклонением от humanum, если я упущу из виду тот факт, что человеческая личность – это мужчина либо женщина; если, добавляю я, деторождение искореняется из проявления сексуальности, то уже нельзя понять гетеросексуальное определение института брака, и тогда я также принимаю гомосексуальное определение брака. Именно это сейчас и происходят.
Сейчас эти два культурных процесса повлияли на семейные отношения.
Первый процесс изменил рассмотрение ребенка как дар, как личность, которую ждут как саму по себе, так и для себя, а также рассмотрение ребенка как право, как то, что мне нужно для моей самореализации.
Второй процесс вызвал ещё более серьезную проблему: стало всё труднее рожать детей (демографические изменения).
В) Третий процесс относится к понятию свободы. Этим мы, я думаю, касаемся основания драмы современного человека.
Эта свобода, искоренённая из истины о добре и зле, проживается как первостепенная реальность, которая всё чаще воспринимается как спонтанность.
При таком образе проживания собственной свободы христианский канон брака становится не только невыполнимым, а и немыслимым.
По какой причине? Потому что свобода и определённость мыслятся как обратно пропорциональные величины; потому что свобода больше не мыслится как способность к самоотдаче, а лишь как способность к самоутверждению независимо от других.
Свобода – это благо, которым следует делиться, потому что это есть благо по своей реляционной природе. Христианство вместе со св. Павлом доводит эту общую грамматику свободы до её крайних последствий: эта свобода есть служение, подарок, и она имеет альтруистический, а не собственнический характер. На этой почве возрастал институт брака. Вырванный из неё брак стал безжизненным; это становится всё более немыслимым как жизненный проект.

3. Заключение. Человеческий разум, христианская вера
и правда о семье

Если я соединяю два полюса источника электрического тока, то возникает искра. Если я соединяю разумное понимание семейной ситуации с человеческим знанием, пронизанным христианской верой, то зажигается искра постижения, то есть я приобретаю познание истины и, следовательно, могу жить с нею!
Чувство веры, которое даёт человеку способность понимать и различать, «является даром, которым Дух делится со всеми верующими в христианской Церкви. Более того, миряне, в силу своего особого призвания, имеют особую задачу истолковывать историю этого мира в свете Христа, так как они призваны освещать и упорядочивать временные реальности по замыслу Бога Творца и Искупителя» (св. Иоанн Павел II, Familiaris consortio, 5).
Каждый человек имеет три основных убеждения, присущие человеческому разуму, которые позволяют ему полностью реализовать себя через искреннее дарение самого себя.
Первое убеждение. Брак и семья – это естественные реальности. Они глубоко укоренены в самой природе человека.
Послушаем начало второй части Familiaris consortioсв. Иоанна Павла II: «Бог создал человека по образу и подобию своему: призвав его к существованию из любви, он призвал его в то же время к любви». Природа человеческой личности состоит из его бытия по образу и подобию Божию. Вся природа человеческой личности определяется его призванием к любви. В тексте говорится: «Бог есть любовь, и в нём живёт тайна общности людей в любви. Создавая общность по своему образу <...> Бог вписывает в человеческую природу мужчины и женщины призвание, а значит, способность и ответственность за любовь в общности. Таким образом, любовь является основным и естественным призванием каждого человека» (Familiaris consortio, 11,2). Человек устроен по отношению к любви так: его природа ориентирована на любовь. Отсюда следует, что, как писал св. Иоанн Павел II в энциклике Redemptor hominis, «Человек не может жить без любви. Он сам по себе остаётся существом непостижимым, жизнь его бессмысленна, если любовь не откроется ему, если он не встретит любовь, если он не испытает её и не создаст её сам, если он не принимает в этом активного участия» (10,1; ЕЕ 8/28).
Необходимо уточнение. Определение человека не следует понимать в свете утверждения примата этики над онтологией. Человек не определяется потребностью, обязанностью и даже призванием: он определяется тем, что он создан таким образом, что любовь указывает на его совершенство, его высшее благо. Именно в этой истине мы понимаем, пожалуй, самое глубокое заявление, сделанное Вторым Ватиканским собором о человеке: «Это сходство – определённое сходство между союзом божественных личностей и союзом детей Божиих в истине и любви – показывает, что человек <...> не может полностью обрести себя, кроме как через искреннее дарение самого себя» (пастырская конституция Gaudium et Spes 24,4). Человек может потерять свое «я», то есть он может растратить свою человечность и, следовательно, достичь мнимой самореализации. Это расточительство происходит тогда, когда он не реализует себя в дарении самого себя. Брак и семья укоренены в природе человека, поскольку они способны выражать сокровенную ориентацию на самоотдачу, которая определяет природу человека. Брак и семья не чужды природе человека, а являются частью его глубинной структуры.
Второе убеждение заключается в том, что брак и семья входят в историю спасения, они являются реальностью божественного обустройства спасения. Эта реальность описывается следующим образом: «Общность любви между Богом и людьми, фундаментальное содержание Откровения и опыта веры Израиля, находит свое существенное выражение в супружеском союзе, который устанавливается между мужчиной и женщиной. Именно поэтому центральная мысль Откровения «Бог любит свой народ» произносится также через живые и конкретные слова, которыми мужчина и женщина выражают свою супружескую любовь. Их отношения становятся образом и символом Союза, объединяющего Бога и Его народ» (Familiaris consortio,12,1-2). Супружество способно выражать не всю, а лишь определенную часть любви Бога к человечеству (см. 16.1). Все цвета радуги присутствуют в свете, но, чтобы их увидеть, нужен спектр. Все формы любви, дарения Себя присутствуют в самопожертвовании Христа на Кресте. Но богатство целого требует, чтобы фрагмент проявился. В то же время фрагмент всегда относится к целому: супружеская любовь по своей природе переносится за пределы себя, к полноте бытия, которую она не способна ни обещать, ни реализовать (см. св. Павел, Первое послание к Коринфянам,7:29).
Третье убеждение, по сути, касается взаимосвязи между природой человеческой личности и таинством брака в христианской церкви.

Любовь, понимаемая как дарение себя, к которому устремлён человек,
когда она принимает форму супружества, не совершенна, пока она не возвысится
до супружеской благотворительности

Св. Иоанн Павел II утверждает в апостольском обращении Familiaris consortio: «В этой жертве – жертве Христа на Кресте – полностью раскрывается план, который Бог запечатлел в человечности мужчины и женщины с момента их сотворения» (13,2, в примечании цитируется Послание к Ефесянам, 5:32). И немного ниже: «Супружеская любовь достигает той полноты, для которой она внутренне устроена, супружеского человеколюбия, которое есть тот конкретный и специфический способ, в котором супруги участвуют и призваны жить с милосердием Христа, отдающего Себя на Кресте» (там же).
Цель, которую преследовал Бог-Творец, когда создавал человека, была «жертва, которую Иисус Христос приносит собой на Кресте ради Своей Невесты». Это событие является точкой притяжения человеческой личности.
Это означает, что любовь, понимаемая как дарение себя, к которому устремлён человек, когда она принимает форму супружества, не совершенна, пока она не возвысится до супружеской благотворительности.
В заключение я хотел бы вернуться к тому, что сказал вначале: familia, quid codicis de te ipsa? Семья, что ты собой представляешь?
Возможно, семья пыталась ответить на этот вопрос. Ответ: «Я есть»,– говорит семья. «Почему ты есть?» – «Я потому есть, что Тот, кто сказал о Себе: «Только Я такой, какой Я есть», дал мне право и силу быть. Я есть, я – семья, я – среда любви, я – среда жизни; я есть».
Quid dicis de te ipsa? (лат. «Что ты скажешь о себе?» – Прим. авт.) – «Я – gaudium et spes!» (лат. «радость и надежда», см. выше название пастырской конституции Второго Ватиканского собора. – Прим. ред.).
И таким образом мы можем закончить эти размышления.

Милан, 13 мая 2024 г.

Перевод Аллы Сергеевой