От клипового мышления к сценарному

LT: Одной из целей Болонской декларации, подписанной главами 29 европейских стран в 1999 году, было «повышение международной конкурентоспособности европейской системы высшего образования». Ирина Владимировна, конкурировать на тот момент Евросоюз мог только с Соединенными Штатами, что так беспокоило европейцев в американской системе образования?

ИРИНА КУЧЕРУК: Главным образом – её привлекательность для студентов и преподавателей. Основы американской системы образования были заложены во второй половине XIX века, и вся государственная политика в этой сфере строилась на том, чтобы превращать вузы в крупных собственников. Например, Университет Небраски владеет несколькими музеями, включая Мемориальную художественную галерею Шелдона, основанный в 1890 г. частный Чикагский университет имеет более сотни зданий и лабораторий национального значения, а также является собственником 8,5 млн га земли с месторождениями нефти.А у одного из самых богатых вузов США – Гарварда есть не только собственный ботанический сад, но даже собственный лес, чью жизнь из года в год исследуют биологи. Кроме того, с момента своего возникновения американская образовательная система отличалась не фундаментальностью, а ориентированностью на практическую деятельность.
К 70-80 годам XX века практикоориентированная англосаксонская модель, рассматривающая образование как коммерческое предприятие, стала выигрывать конкуренцию у гумбольдтовской (классической) системы образования, основанной на идеях Просвещения. На мой взгляд, объединение европейских стран в Болонскую систему было ничем иным, как попыткой противостоять тому, что называется академическим империализмом США, используя для этого инструменты мягкой силы – культуру и образование.

Судя по тому, что в основу Болонской системы легла американская высшая школа с её бакалавриатом и магистратурой, победила-таки западная модель.

Многие десятилетия США удерживают первенство по притоку иностранных студентов и активно инвестируют в эту сферу. Только в 2010 году, вложив в развитие международных программ академической мобильности 6 млрд долларов, США получили 15 млрд прибыли за счёт грантов, различных стипендий и иных форм социальной поддержки иностранных учащихся от их государств. Инициаторы Болонской модели внимательно изучали и обсуждали на уровне Евросоюза и национальных парламентов. Так, в Национальной ассамблее Франции специально рассматривались особенности развития и преимущества американской системы образования перед европейской. В частности, отмечалось активное использование университетами США маркетинговых технологий, борьба за поддержку имиджа американских вузов среди учащихся, применение рейтинговых технологий и стратегий привлечения лучших студентов и преподавателей, а также свободное назначение заработной платы и других материальных поощрений за счёт диверсифицированной системы дополнительных источников финансирования университетов.
Бороться с главным конкурентом, Соединёнными Штатами, Европа могла, применяя те же механизмы и инструменты воздействия. Но вот в чём вопрос: а за кого была эта борьба? Очевидно, что за государства, в которых существует мегасистема образования, где количество обучающихся составляет не менее 1 млн человек. Таковыми являются Индия, Китай и отчасти Россия. Для привлечения студентов из этих стран, по нашему мнению, и была создана Болонская декларация, в которую мы в 2003 году радостно вступили, не понимая, к каким последствиям это приведёт.

Какие преимущества присоединения к Болонской системе Россия видела для себя тогда?

Наша система образования всю свою историю развивается импульсивно. Начиная с петровских времён считается хорошим тоном ориентироваться на Европу, в том числе и в образовательной сфере. Да и идеи объединения всегда в российском обществе вызывали позитивные чувства и настроения. В присоединении к Болонской декларации привлекательным было не только само объединительное движение, но и академическая мобильность студентов и преподавателей.

Идеи объединения всегда в российском обществе
вызывали позитивные чувства

Мыслилось, что они смогут обучаться в престижных европейских вузах, получать международное образование, будет конвертируемость дипломов и приложений к ним, а также одинаковые требования к качеству подготовки специалистов с высшим образованием.

Это были ожидания, а какова реальность?

Реформирование системы образования в России в 90-е проводилось без широкого обсуждения и привлечения специалистов, в частности, Союза ректоров и вузовской общественности. Как метко сформулировали в одной статье: «…Это дело было слишком серьёзным, чтобы доверить его профессионалам». Присоединение к Болонской декларации и её реальное воплощение с  2011 года потребовали глубинной перестройки отечественной системы образования, что в итоге привело к изменению ценностных ориентаций. Как известно, Россия и СССР всегда славились своей фундаментальной направленностью образования. Суть фундаментальности точно изложил ректор МГУ Виктор Антонович Садовничий: по его словам, фундаментальность заключается в «знании законов природы и общества и в умении их использовать». С переходом на Болонскую модель произошёл отказ отфундаментальности образования в пользу узкой специализации. Процесс получения образования превратился в услугу или как экспрессивно, но верно сказал председатель Следственного комитета РФ А. И. Бастрыкин, «в формальное скармливание человеку неких знаний и выдачу дипломов».
К чему это привело? Снизилась, например, мотивация студентов, которые свою деятельность в вузе стали воспринимать весьма облегчённо. Познавательные интересы школьников сузились до профильных предметов ОГЭ и ЕГЭ, необходимых для их поступления куда-либо.
Заявленная академическая мобильность и вовсе стала этакой завуалированной стратегией ослабления интеллектуального потенциала России. Получается, что, тратя средства из своего бюджета на подготовку специалистов, мы улучшали благосостояние других стран, поскольку Болонская система стимулировала отток молодых кадров за рубеж.
К существенным недостаткам я бы отнесла и необходимость публикации научных исследований и статей преподавателей вузов в высокорейтинговых международных журналах, входящих в базы данных Web of Science и Scopus. Помимо того, что оплачивать  дорогостоящее размещение собственных исследовательских материалов должен сам преподаватель, так ещё и не все статьи публикуются и автору не всегда понятны мотивы выбора издателей. При этом одним из критериев оценки качества работы преподавателя при прохождении конкурса на должность или при повышении научного статуса является именно наличие публикаций в подобных зарубежных изданиях.

С выходом из Болонской модели образования Россия, возможно, откажется и от форм ОГЭ и ЕГЭ. Это сейчас широко обсуждается. А как вы считаете, стоит ли возвращаться к традиционному экзамену?

Российская, русская культура – это культура слова. В системе образования слово учителя и ответное слово ученика всегда имели большое значение. Я не сторонница только тестовых инструментов проверки знаний типа ЕГЭ. Ко мне на занятия приходят вчерашние выпускники, и я вижу, насколько он и не готовы работать с целостным текстом, многие не могут выделить главное, раскрыть смысл текста на основе собственного восприятия и критического мышления. Отсюда зачастую полное доверие к печатному слову и легковерие во многих других вопросах, и что особенно тревожно лично для меня как доктора культурологии – незнание собственной истории и культуры.

Российская, русская культура – это культура слова

Поэтому я считаю, что нужно возвращаться к диалогу, к устному ответу на экзамене, когда минут за 10-15 можно оценить логику мышления человека, его умение выделить главное и правильно применять терминологию. Отчасти важность этих процессов понимают и разработчики ОГЭ и ЕГЭ, поэтому, кроме тестов, государственный экзамен, например, по истории, сейчас содержит и творческую часть в виде сочинения.

Каким, на ваш взгляд, должен быть выход из Болонской системы, и каких специалистов нужно готовить в сегодняшних условиях?

Сегодня экономике нашей страны требуются не только инноваторы, но и люди, способные принимать  взвешенные оптимальные решения в нестандартных условиях. Нужны специалисты со сценарным мышлением, предполагающим выстраивание тех или иных стратегий развития событий в профессиональной сфере с вариантами действий по каждому из них. При современной подготовке бакалавров сформировать такое мышление трудно, можно только ориентироваться на природные задатки того или иного человека.

Хотелось бы увидеть гуманитаризацию образования,
его ориентацию на мир культуры,
на очеловечивание знаний в целом

Формирование новой национальной системы образования нужно, по мнению широкой педагогической общественности, начать с обсуждения базовых основ, ценностей и принципов, на которых она будет выстраиваться в будущем. В этом смысле мне нравится выражение Николая Ивановича Лобачевского, русского математика, 19 лет руководившего Императорским Казанским университетом: «Ни от чего не отказываемся, а пытаемся улучшить». Может быть, и нам следует найти какой-то баланс между тем, что было до Болонской модели, тем, что прижилось и хорошо показало себя за последние тринадцать лет, и тем, что мы сами хотим развивать. Но в любом случае хотелось бы увидеть гуманитаризацию образования, ориентацию системы на мир культуры, на очеловечивание знаний в целом и понимание своей национальной идентификации.   
Закончить свои размышления  мне бы хотелось словами Николая Васильевича Гоголя, который писал, что «европейский свет» нужен России лишь для того, чтобы «рассмотреть поглубже самих себя, а не копировать Европу…».