Ринопластика: держим нос по ветру

LT: Александр Евгеньевич, ринопластика считается одной из самых технически сложных операций. Чем привлекло вас это направление?

АЛЕКСАНДР СТАВСКИЙ: Изначально я должен был стать хирургом эндоскопической направленности – лечить заболевания брюшной полости. Ещё студентом под руководством замечательного хирурга, профессора Бориса Семёновича Добрякова дежурил в 12-й Горбольнице, готовя себя к ординатуре в этом же лечебном учреждении. Конкурс сюда после института был колоссальный – 230 человек на два бюджетных места. Но я, краснодипломник, прошёл. А в день, когда должен был подписать документы у ректора, повстречал в коридоре профессора Михаила Николаевича Мельникова, заведовавшего кафедрой областной больницы и преподававшего у нас отоларингологию. Не знаю почему, но он вдруг позвал меня к себе: «Ты, говорит, хороший парень. Пошли к нам, будем с тобой через нос гипофиз оперировать». А это в мире только начинали делать.

В начале 2000-х работать в областной больнице, лор отделении (тогда она называлась «Центр микрохирургии уха») стремился любой врач. Я это прекрасно понимал и, хорошо подумав, принял предложение. В облбольнице я столкнулся с настоящей реконструктивной ринопластикой после автокатастроф, обморожений, нападения животных на человека и даже огнестрельных ранений. Моими старшими коллегами и наставниками стали Олег Михайлович Михайлов, Армэн Исраелович Исраелян, Александр Михайлович Кожевников, способные не только собрать структуры носа в самых тяжёлых ситуациях, когда от органа почти ничего не оставалось, но и восстановить правильное носовое дыхание, через  полную реконструкцию, недостающих или отсутствующих частей носа. Вот так постепенно, ассистируя на операциях и учась, я стал изучать ринопластику и занимаюсь уже носами 21 год.

По первой специальности вы врач – отоларинголог, поэтому после операции нос каждого пациента не только становится красивее, но и идеально дышит. Однако поговаривают, что вы достаточно строгий хирург. Как находите взаимопонимание с пациентами?

Не люблю ходить вокруг да около и всегда говорю, как есть – так меня воспитали родители, а рос я в семье военных. Отсюда и строгость, порядок, принципиальность. На первичном приёме и в процессе дальнейшей работы с пациентом мне важно добиться полного взаимопонимания, чтобы человек всецело осознавал, на что он может рассчитывать и какой получит результат. Ко мне можно прийти с примерами красивых носов, принести фотографии знаменитостей, но исходить мы всё равно будет от анатомических особенностей конкретного человека, его типа внешности, толщины кожи — поскольку эти факторы определяют наши возможности. Уже в процессе беседы тет-а-тет я по глазам вижу: понимает человек или нет. Даже когда консенсус достигнут, неизменно обращаю внимание на то, что новая внешность – это не обложка на телефоне и не машина, которую можно запросто поменять, поэтому принимать решение нужно взвешенно.

Это же касается и врача. Да, мы можем опереться на показания томографа и прогнозы предоперационного компьютерного моделирования, но это не даст нам ответов на вопрос, как будут вести себя ткани лица и носа после операции? Что будет за гранью «фантазии», сформированной искусственным интеллектом, может знать только врач, исходя из своего опыта и чутья.  

Существует открытый и закрытый тип пластики носа. От чего зависит выбор метода, и на чём специализируетесь вы?

Сейчас активно развивается и гибридный способ ринопластики, разработанный итальянским ринохирургом Пьетро Пальмой и сочетающий в себе преимущества открытого и закрытого методов. Он менее травматичен для носа, чем внешний подход, и позволяет быстрее восстанавливаться.

Вообще, выбор конкретной тактики операции зависит от цели, объёма вмешательства, а также анатомо-физиологических особенностей носа пациента. Бывают ситуации, когда ты можешь ограничиться закрытым методом: подвинуть буквально на пару миллиметров хрящик кончика носа и не вскрывать для этого нос. И наоборот: более сложные операции, где фигурирует нарушение носового дыхания, лучше делать открытым способом, чтобы избежать лишних разрезов. К слову, заживёт такой нос также быстро, как при закрытом типе операции. Абсолютного шаблона в этом вопросе – не существует, и каждый разрез обусловлен определёнными задачами.

Как проходит реабилитационный период? Правда, что после операции человек не ощущает дискомфорта, нет синяков и отёков?

То, что пациенты центра UMC после операции легко переносят постоперационный период и быстро возвращаются к обычной жизни – результат большой командной работы. А он складывается и множества факторов, и значение имеет всё: оборудование, работа анестезиологов,  как хирургу подаётся инструмент во время операции, насколько синхронизирована с ним операционная бригада, какой используется шовный материал, лекарственные препараты.… Когда все, что называется, в теме – неприятные последствия сведены к минимуму: меньше травмируются ткани, уменьшается отёк.

Пациенты центра UMC после операции легко переносят постоперационный период и быстро возвращаются к обычной жизни

Кровопотери, к слову, при ринопластике – минимальные. Как правило, после операции весь день мы наблюдаем за пациентом. Если всё хорошо – наутро выписываем. На шестой-седьмой день снимается фиксирующая нос повязка, а через месяц можно вернуться к физическим нагрузкам, посещать баню, совершать перелёты, заниматься дайвингом! Примерно через полгода – год ткани носа приобретут эластичное, естественное состояние – вот тогда можно окончательно оценить результат. Но повторю: здесь всё индивидуально.   

Как вам кажется, может ли ринопластика изменить жизнь человека к лучшему, поднять его самооценку?

Из своего опыта могу твёрдо сказать, что – да. Нередко на приёме я вижу закомплексованных, неуверенных в себе людей, но после операции их жизнь начинает меняться к лучшему. Перемены во внешности заставляют их испытывать новые эмоции, по-другому смотреть на себя. И многие начинают с того, что меняют причёску, свой гардероб, стиль. А за этим в ход идут привычки, поведение и отношение к окружающему миру. Словом, запускается процесс глобальной трансформации, начавшийся когда-то с небольшой, но важной операции.

А как изменилась ваша жизнь с приходом в UMC? Кажется, вы здесь с основания клиники…

Можно сказать, с кирпичей ещё, когда здесь шёл ремонт. Я почти каждый день приходил, смотрел, как обустраивают операционные, как монтируется вентиляция и система подвода кислорода, где электрики устанавливают розетки.…У меня даже технические чертежи сохранились, потому что перед выходом сюда на приём мне было важно знать все нюансы. Поэтому UMC для меня – это больше, чем просто рабочее место. Здесь проходит две трети моей жизни и нужно по-настоящему любить свою профессию и тех людей, которые с тобой в одной команде, чтобы не перегореть и продолжать делать своё дело с энтузиазмом и энергией.  

Как сказал упомянутый мною Борис Семёнович Добряков, в жизни хирурга важен и тыл –своя семья. У меня четверо детей, любимая супруга и дом за городом, где мы по-настоящему счастливы. Наверное, вот это чувство самореализации в профессии и защищённости вне компании – главное, за что я уважаю и ценю эту компанию.   

Новосибирск
Крылова, 49

umc-clinic.ru

+7 (383) 305 05 05