Ученик чародея

LT: Почему вы решили стать дирижером и как попали в класс Арнольда Михайловича Каца?

ВЯЧЕСЛАВ ПРАСОЛОВ: Моё знакомство с Арнольдом Михайловичем состоялось, когда я впервые пришёл на концерт симфонического оркестра. В то время я учился на народном отделении, был баянистом. Мечта стать дирижёром возникла у меня в семнадцатилетнем возрасте, когда на втором курсе отделения народных инструментов появился новый предмет – дирижирование. И, стоило мне на первом уроке поднять руки с палочкой, как меня словно током ударило. Это была любовь с первого взгляда, когда ты становишься сам над собой не властен. Я понял, как это прекрасно — ткать музыку из ничего, одним мановением палочки заставлять оркестр звучать! Это настоящее волшебство, за которым, конечно, стоят годы кропотливого труда и огромный путь. Если просто так махать палочкой, получится как в симфонической поэме Поля Дюка «Ученик чародея», где начинающий волшебник натворил дел. И я стал усердно трудиться: закончил училище с красным дипломом, поступил в консерваторию как баянист. Даже до первой встречи мой музыкальный путь удивительным образом переплетался с Арнольдом Михайловичем: мой первый педагог в музыкальном училище по дирижированию заочно учился у Каца, а когда я поступил в консерваторию, то попал в Владимиру Павловичу Попову, который также был его учеником. Но на моём втором году обучения в консерватории Владимир Павлович выиграл конкурс на должность главного дирижера Ленинградского оркестра народных инструментов и собрался переезжать. Видя мои способности, он решил перед отъездом показать меня Арнольду Михайловичу Кацу. И вот я пришел на прослушивание, где продирижировал первую симфонию Шостаковича. Сейчас я понимаю, что сделал это довольно неважно, но Арнольд Михайлович, видимо, что-то увидел во мне, какую-то искорку, которую и захотел разжечь. Но тут на нашем пути встала система: поступить на оперно-симфоническое отделение без диплома о высшем образовании было невозможно, поскольку сначала все музыканты должны были окончить консерваторию по своей специальности. А я учился лишь на втором курсе. Арнольд Михайлович мог пойти против правил, если видел, что они мешают развитию личности. Поэтому он обратился к ректору Евгению Георгиевичу Гуренко и попросил сделать для меня исключение. Конечно, ректор удивился и засомневался в моих способностях: на оперно-симфоническом более сложная программа и более высокие требования к поступающим. А Кац предложил меня испытать и отправил сдавать предметы за первый курс теоретического факультета. Я чувствовал себя героем сказки, которому надо пройти огонь, воду и медные трубы. Но я справился, всё сдал на отлично. Однако это ректора не убедило, поскольку на тот момент в консерватории оставалось лишь одно бюджетное место, на которое уже претендовал выпускник Ленинградской консерватории, дирижёр-хоровик. И нам с ним предложили сойтись в своеобразной дуэли: по очереди дирижировать оркестром Каца, и тот, кто сделает это лучше — получит место. Я понимал, что у моего соперника пятилетний стаж в консерватории, диплом по специальности «Хоровое дирижирование», а я никогда до этого и к оркестру-то не подходил. Мне дали всё ту же первую симфонию Шостаковича, которого так любил маэстро. Помню, как-то Арнольда Михайловича спросили, какие произведения он бы взял в космос, и он ответил: «Четвёртую симфонию Брамса и десятую симфонию Шостаковича». Я собрался с духом и показал комиссии, на что способен, хотя нервничал ужасно. И меня взяли. Это случилось за день до моего двадцать второго дня рождения. Вот такой был подарок.

Каким педагогом был Арнольд Михайлович Кац?

Страстно влюблённым в музыку. К каждому ученику маэстро находил уникальный ключик, помогающий развить талант. Он учил нас не просто технике, жестам, а тому, как сердцем постигать музыку. Арнольд Михайлович сокращал дистанцию между учеником и учителем, словно проникал в тебя, вёл за собой. У него была определённая система, которую он адаптировал в зависимости от личности ученика; он также привносил в уроки свой практический опыт работы с оркестром. Поэтому все ученики Каца такие разные. Одна из загадок профессии дирижёра – почему оркестр, состоящий из одних и тех же музыкантов, исполняющих одно и то же произведение, с разными дирижёрами звучит по-разному. Точного ответа до сих пор нет, но я думаю, что энергия, которая идёт от дирижера, заставляет музыкантов менять способ звукоизвлечения. Многие люди считают, что в нотах написано всё, что нужно знать, чтобы исполнить великолепную задумку композитора. Но это великое заблуждение. Ноты — просто рецепт, ведь даже у поваров, имеющих в своём распоряжении одинаковые ингредиенты, блюда получаются уникальными. И с музыкой происходит то же самое. Одно и тоже произведение можно сыграть множеством разных способов. Нотное содержание партитуры — мёртвый скелет, и лишь по взмаху дирижёрской палочки он обретает нервы, оживает, наполняется смыслом и содержанием. Но всё-таки за каждым учеником Каца стоит его школа, и уровень её ассимиляции зависит лишь от личных способностей музыканта. Однажды Арнольда Михайловича звали в Македонию, где он выступал пятнадцать лет назад, но маэстро не захотел ехать по состоянию здоровья и предложил мне. И я согласился. В антракте ко мне подошёл человек и спросил, не знаю ли я такого дирижера как Арнольд Михайлович Кац? И я ответил, что у него учился. «Я же вижу, что руки его!» —воскликнул в ответ музыкант. Это было поразительно: маэстро Каца не просто до сих пор помнили, а его узнали во мне! И я испытываю огромную гордость, что в пятьдесят лет решил посвятить большую часть времени преподаванию. Я уже добился многого, а теперь пришла пора отдавать долги. Вместе с Игорем Викторовичем Юдиным мы решили продолжать школу Каца. В Новосибирской государственной консерватории имени М. И. Глинки в рамках кафедры хорового дирижирования действует отделение дирижирования оперно-симфоническим оркестром. Мы стараемся передать нашим ученикам все свои опыт и знания. И это приносит плоды: семь моих выпускников уже работают главными дирижёрами в разных городах России, и в их руках тоже продолжает жить талант Арнольда Каца.

Процесс обучения не всегда лёгкий и радостный, были ли у вас трудности и непонимание с Арнольдом Михайловичем?

Конечно, жизнь бывает разной. Маэстро Кац был очень требовательным и строго относился к пропускам репетиций, мог даже уволить. Музыка была всей его жизнью. Его самопожертвование в профессии было фантастическим, и того же он ожидал от других. Я помню, как один раз чуть его не возненавидел. Студенты класса Каца имели практику на студенческом симфоническом оркестре в консерватории. И вот в один из дней меня поставили к оркестру, дали произведение, а Арнольд Михайлович сел в зале. Это был второй раз, когда я встал за пульт перед оркестром, до этого я дирижировал лишь во время поступления на оперно-симфоническое отделение. Конечно, я был неопытен и наделал множество ошибок. Маэстро мог подняться в наш класс и уже там мне высказать своё мнение. Но он был человеком публичным, поэтому разнёс меня в пух и прах прямо в фойе. Я стоял, слушая замечания, едва сдерживая слёзы. Тогда я был очень зол на него, но спустя день-другой уже спокойно обдумал произошедшее. Да, форма подачи критики была неприятной, но содержание несло огромную ценность. Я понял, что́ делал не так и знал, как исправить. Арнольду Михайловичу хотелось прощать его грубость за талант и за желание прийти тебе же на помощь в любую секунду. К нему шёл практически весь город, поскольку люди знали, что он не откажет. Арнольд Михайлович помогал музыкантам с детскими садиками, квартирами. Когда у меня заболела дочь, то я первым делом позвонил ему, и маэстро Кац спас нас. Его авторитет был настолько велик, что, когда Академический оркестр русских народных инструментов хотели закрыть, Владимир Гусев обратился к Кацу. Маэстро тогда вышел и часть программы дирижировал оркестром, а потом повернулся к залу и крикнул: «И такой оркестр хотели закрыть?! Не выйдет!» И это сработало, против Арнольда Михайловича идти побоялись. Бесценный музыкальный коллектив, один из старейших в Новосибирске, сохранили и перевели в филармонию. Арнольда Михайловича обожал весь город! Даже милиция, хотя, казалось бы, какое им дело до какого-то оркестра? Один раз Арнольд Михайлович забыл свою барсетку с документами и деньгами на капоте своих «жигулей» и обнаружил это только дома. Он позвонил в милицию, там всех поставили на уши и пропажу вернули в целости и сохранности буквально на следующий день! Маэстро Кац аккумулировал многие события культурной жизни Новосибирска, был духовным центром. Общение с Арнольдом Михайловичем делало тебя богаче, в этом и была его великая миссия. К нему шли за советом, поддержкой, и он всегда вникал в проблемы других и старался помочь, делал это бескорыстно, от всего сердца. Маэстро был человеком широкой души с неисчерпаемым талантом. За свою творческую жизнь Арнольд Михайлович получил множество государственных наград, в том числе орден «За заслуги перед Отечеством» II степени. Но сам он никогда не гнался ни за деньгами, ни за наградами, ни за славой. А о своих заслугах говорил, хитро прищурившись, с присущей ему иронией. Он отдавал всего себя музыке и творчеству. У Бориса Пастернака есть гениальные стихи, которые ассоциируются у меня с Арнольдом Михайловичем:

Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.

Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.

Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.

И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчеркивая на полях.

И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.

Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.

И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.