Анастасия Некрасова

Хождение за Пустошь

Ульрик нередко приползал туда, где кончался лес.

И пускай путь в одну только сторону занимал весь день, а старухи с побелевшими от времени раковинами говорили, что это — пустая трата времени, Ульрик не мог ничего с собой поделать: его невыразимо тянуло к тёмной кромке Пустоши, которая в жаркий день исходила теплом, как надломленный цветочный стебель соком.

Мать его раньше превращала каждый уход Ульрика в трагедию. Это закончилось, когда она заново отложила икру, — у матери прибавилось забот, но сыну её, напротив, стало легче. А Пустошь по прежнему его не отпускала.

Добравшись до серого взгорка — так напоминавшего обычные камни, но всё же неуловимо другого, — Ульрик боязливо вытянул глаза на тонких стебельках. Увы, даже их длины не хватало, чтобы увидеть за взгорком хотя бы что то!

Перестав безуспешно вытягивать стебельки, Ульрик присобрался весь, готовясь к решительному поползновению. Не то чтобы он никогда этого раньше не делал, но всё равно каждый раз чувствовал себя, как только что вылупившийся малец, собравшийся вытворить глупость, пока мать отвернулась.

Мягкая нога коснулась не камня. И медленно, но неотвратимо всё тело переместилось на взгорок, уверенно устремилось ввысь.

Спустя несколько минут подъём остался позади. А впереди — бескрайнее тёмно серое море, твёрдое и безжизненное. А что за ним, разглядеть было невозможно.

Может, за ним вообще ничего не было?

Старухи из Листвяной деревни так и считали. Но Ульрик не верил — пересекали ведь Пустошь звери, перелетали птицы! Однако, по мнению других улиток, слушать, что щебечут пернатые, не стоило — а то того и гляди заметят, схватят, расколют раковину и всосут мягкое тело в жадное нутро. Лучше держаться от них подальше.

Совсем неподалёку от Ульрика пролегала белая полоса. Широкая, но не необъятная. Точнее, она раньше была белой. Потом несколько дней над ней шумели, шумели — даже Ульрик боялся сюда приползать, — а потом полоса стала жёлтой. И это ему нравилось — так больше на его раковину походило.

Считалось, что за этой полосой ещё более менее безопасно. А вот дальше — не смей! Не то случится то же самое, что с Хёрдом на прошлой неделе, — расплющил Гудящий Ужас так, что даже черепков от раковины не осталось — только порошок и слизь, частично уехавшая Ужасу вослед.

Ульрику было жалко Хёрда, но он так и не решил, стоит ли отказываться от мечты потому, что опыт друга оказался неудачным.

В Листвяной деревне первыми Ульрик увидел всё тех же старух. Они сидели кучкой на пожухлой листве и нервно о чём то шептались — быть может, как раз о нём, ведь стоило Ульрику приблизиться, как они тут же замолчали. Их стебельки с глазами покачивались медленно, как ветви деревьев в лесной вышине. Правда, казалось, что деревья, хотя и прожили уже десятки лет и планировали прожить ещё столько же, двигались всё равно быстрее. Быть может, тому был виной ветер, не долетающий до подлеска, а может, глаза старух просто замедлялись с годами. Ничего им не говоря, Ульрик пополз дальше.

Он не хотел быть, как они.

Вскоре Ульрик отыскал мать. Она стояла у подножия старой сосны, в корнях которой ждала своего часа её икра. Ульрик остановился в стороне, зная, что рассказывать матери о походе к Пустоши не стоит, а больше ему говорить было не о чем.

Но мать обратилась к нему первой:

— Смотри, Ульрик, как они прелестны!

Только теперь он заметил, что перед ней ползает выводок новорождённых улиток, крохотных, как капли росы на ворсинках сон-травы.

Выходит, братья и сёстры вылупились, пока его не было. Ульрику стало немного грустно, что он не был с матерью в столь важный момент, но при этом он ощутил облегчение. Как бы она ни переживала из за его хождений к Пустоши, теперь у неё будут дела поважнее, чем удушливая забота о нём.

— Да, прелестны, — согласился он, а большего мать и не ждала.

Понаблюдав немного за копошением новой жизни, Ульрик пополз восвояси.
На лес опускалась ночь.

Проснулся он не от голосов птиц.

Совы и прочие сумеречные охотники неизменно сопровождали каждую ночь своими криками, поэтому к ним Ульрик давно привык. Здесь было что то другое — через подлесок пробирался зверь.

Ульрик, как назло, уполз ночевать на окраину деревни. Впрочем, почему назло? Ведь, будь он даже с сородичами, никто бы всё равно не смог ему помочь. Так уж повелось, что улитки — не боевой народ. Если нагрянул чужак, одна надежда — спрятаться.

Он втянул своё рыхлое тело в раковину со всей возможной поспешностью. Шелестящие шаги остановились, приблизившись.

— М-м-м, кто это у нас здесь? — промурлыкал Пришедший.
— Не ешь меня, — глухо отозвался из раковины Ульрик, поняв, что остаться незамеченным не получилось.
— Это почему же — не есть? Я, может, уже четвёртый день голодаю…

Ульрик всё же высунул из раковины один из усиков и увидел, что возле него стоит огромный, как и всё на фоне маленькой улитки, лис.

— А тут, как специально, такой лакомый кусочек…

Лис приблизил к Ульрику морду, на которой пульсировал влажный нос. В приоткрытой пасти виднелись гигантские клыки, способные одним движением расщёлкнуть тонкую раковину. Не как орех — легче.
Ульрик поспешно втянул глаз обратно и задрожал всем своим склизким телом.

— Ой ой ой, вот и конец мне, — забормотал он. — А ведь я так мало пожил — ещё совсем недавно был икринкой!

Лис замер, с интересом прислушавшись.

— И что я сделал за свою жизнь?.. — продолжал Ульрик. — Я ведь даже не попытался пересечь Пустошь! — он сдавленно всхлипнул.
— Какую такую Пустошь? — спросил лис, наклоняя голову набок. — Дорогу, что ли?
— До… Да! Её! — Ульрик вспомнил, что именно так Пустошь называли звери.

Лис тявкающе рассмеялся.

— Забавный ты! — сказал он. — Разве о том тоскуют перед смертью, что не перешли какую то там дорогу?

Ульрик помолчал секунду другую. Потом осторожно высунул из раковины сначала один глаз, затем второй.

Лис стоял рядом. В его внимательном взгляде сверкали редкие огни ночи.

— Перед смертью тоскуют о том, что при жизни было важнее всего, — ответил Ульрик, подумав, что его, быть может, и не собираются есть прямо сейчас.

Лис хмыкнул.

— Ладно, так и быть. Я как раз направляюсь на другую сторону дороги, возьму тебя с собой. Всё равно мяса в тебе чуть, да и то на мясо не похоже.

Крошечное сердечко Ульрика ёкнуло. Он даже пропустил слова про мясо, хотя в другом случае мог и обидеться.

— Меня?.. С собой?..
— Ну да. Ты, часом, не глуховат? — подозрительно спросил лис.
— Нет нет! — Ульрик испугался, что Пришедший может передумать. — Просто я не могу поверить…
— Верь уже быстрее, — поторопил его лис. — Мы отправляемся в путь.

К Пустоши лис вышел быстро — даже удивительно было, как мог Ульрик тратить на дорогу по целому дню!

Маленький пассажир сидел у Пришедшего на спине, цепляясь за грязно рыжую шерсть и зачарованно вращая глазами по сторонам. Лес с такой головокружительной высоты выглядел интереснее, и даже ночная тьма не мешала Ульрику наслаждаться.

На краю Пустоши Пришедший остановился.

— Почему ты стоишь? — спросил осмелевший Ульрик.

Он отлично понимал, почему перед тёмным простором не камня замирают его сородичи. Для них Пустошь — что то грандиозное, непреодолимое и пугающее. Но ему казалось, что большие звери должны относиться к ней проще.

— Ничего ты не понимаешь, — буркнул лис. — Переходя любую дорогу, нужно посмотреть сначала налево, потом направо. А не то…

Что «не то», Пришедший уточнять не стал. Ульрик подумал, что, должно быть, он имеет в виду Гудящий Ужас. Вспомнив своего товарища, размазанного по Пустоши, Ульрик согласился, что лис поступает мудро.

Убедившись, что Гудящего Ужаса нигде нет, Пришедший ступил на не камень. Ульрик и не заметил, как они миновали жёлтую полосу, бывшую для него незыблемой границей.

Он мгновенно забыл о том, что оставил позади. Зато впервые благодаря лису смог посмотреть вперёд. И пускай он не видел, что там было, но…

Там точно было что то!

Это не конец мира. Это лишь его продолжение. Похожее или иное — но, несомненно, живое и осязаемое!

Заплутав в своих мыслях, Ульрик совершенно не заметил, что к ним, неумолимо нарастая, приближался гул. Лис же, напротив, насторожился и повернул голову.

Знаете ли вы, что кошки на дорогах гибнут чаще других животных? Когда Гудящий Ужас, большой или малый, приближается к ним, их природа говорит им лечь, затаиться, чтобы опасность миновала. Но это так не работает.

По счастью, лис не был ни кошкой, ни кем либо из её дальних лесных родственников. Стоило блеску глаз Ужаса коснуться дороги — ещё не рядом, а только в отдалении, — лис со всех ног побежал.

Ульрик подскакивал на изгибающейся спине Пришедшего. Он отчаянно хватался за шерсть, но это не помогало — он соскальзывал, соскальзывал… Так продолжаться больше не могло! Ещё чуть чуть — и Ульрик упал бы, расколов раковину о не камень, и никакой Ужас уже не смог бы сделать ему хуже… Но тут скачка кончилась.

Кончилась Пустошь.

Секундой позже рёв, преследовавший их, достиг наивысшей точки и тут же стал стихать, удаляясь. Лис, отдышавшись, пошёл дальше. Перед путниками расстилался лес, и казалось, что Ульрик и не уходил никуда, — так, прополз, как обычно, до Пустоши и назад.

— Он… такой же, — тихо проговорил Ульрик, удивлённо разглядывая деревья, подступающие к ним стеной.
— Что ты там бормочешь, малец?

Скрывшись под сенью берёз и сосен, лис остановился. Он аккуратно опустился на брюхо, чтобы Ульрик мог слезть.

— Лес… Он в точности такой же, как там…

Ульрик отцепился от шерсти Пришедшего, без страха падая на мягкий мох.

— Ну да. А чего ты ожидал? Ведь это один и тот же лес.

Один и тот же?..

Нет, всё это было слишком сложно для Ульрика, пережившего столько потрясений. Он не мог думать об этом сейчас, когда влажный мох так обволакивал, утягивая его в сон…

Сверху донёсся лающий смех лиса.

— Ну ты даёшь, малец! Так хотел сюда попасть, что аж себя не помнил, а теперь — отрубаешься. Странный ты…

«Странный… странный…» — эхом отдалось в голове.

Нет, определённо, всё это могло подождать…

Солнце было уже высоко, когда Ульрик проснулся.

Точнее, он предполагал, что высоко. Знать наверняка он не мог, ведь ветви деревьев прятали светило от жителей подлеска. Ульрик сладко потянулся, расправляя своё склизкое тело и ловя приятную прохладу влаги, скопившейся во мху.

Всё это казалось таким обыденным и привычным, что он забыл о том, где находится. Словно не было ни лиса, ни прогулки на его спине, ни тем более отчаянной скачки через Пустошь. Ведь и в родных краях по утрам его встречал тот же самый мох, те же самые деревья, то же самое пение птиц… Так могли ли события минувшей ночи происходить на самом деле?..

Но когда Ульрик проснулся окончательно и вспомнил, что всё это был не сон, его глаза усики тут же встревоженно распрямились. Он не дома. И помнить об этом нужно каждую секунду: ведь, даже если кажется, что всё здесь такое же, как там, новые опасности могут подстерегать в самых неожиданных местах.

Лиса рядом не было. Только следы, оставшиеся на земле, говорили о том, кто проходил здесь ночью и в какую сторону он двигался. Внимательно изучив их, Ульрик решил, что ему тоже нужно ползти вперёд.

А какой смысл поворачивать назад? Одному ему Пустошь всё равно не пересечь. Да и зачем возвращаться? Ведь если он расскажет родичам, что по ту сторону увидел лишь деревья, точно такие же, как в родном лесу, его просто поднимут на смех. Нет, сначала нужно узнать что нибудь ещё.

И Ульрик двинулся в глубь неизвестности, внимательно оглядывая всё, что попадалось ему на пути. Он должен был — и даже хотел, честное слово! — ощущать гнёт неизвестного, приближение к тайне… Но ничего этого не было. Да и какая тайна, если со всех сторон — знакомый папоротник, знакомая опавшая листва, знакомая светло рыжая шелуха с сосновых стволов?.. В вышине пронзительно скрипнула птица. Ульрик мгновенно поднял глаза — ну пожалуйста, вот сейчас! — но это оказалась обычная сорока.

Путь его продолжился. Ульрик вертел глазами, отчаянно пытаясь поймать в этом новом мире то, что отличало бы его от старого, но, увы…

И тут крупный лист, лежащий прямо перед ним, зашевелился. Ульрик замер. Скрывавшееся за ним норовило выползти на свет, хотя и делало это очень медленно. Медленно, как…

Улитка.

Удивительно ли было встретить улитку здесь? Наверное, нет — ведь если два леса не имели отличий, то почему бы здесь не жить и улиткам.

Наверное, да — ведь это другая сторона Пустоши, как?!

Так они с новообретённым сородичем и стояли, разглядывая друг друга. Увлёкшись, Ульрик даже пропустил момент, когда из под других листьев, упавших веток и корней стали выползать ещё улитки.

Они стекались к ним со всех окраин подлеска, медленно окружая, обступая со всех сторон. То тут, то там раздавалось:

— Кто это? Кто это?! Кто это?..

Оно перемешивалось с:

— Откуда? Откуда?! Откуда?..

Ульрик был сбит с толку. Да, к ним в Листвяную деревню тоже заползали порой чужаки, но их всегда принимали спокойно. Что же выдало местным жителям его инаковость, заставляло реагировать так бурно?..

И тут он понял.

Да, они были совсем другими. Раковины темнее — такие, что почти не видны полоски, — тела светлые, но в расплывчатых коричневых пятнах…

Как он мог не заметить сразу?

Стоило ему понять разницу, как на него нахлынул страх. Сейчас казалось таким наивным его стремление очутиться здесь, в землях, о которых он ничего не знал и где был чужим…

Вдруг шёпот оборвался. На те несколько секунд, что вокруг был слышен только шелест далёких ветвей на ветру, Ульрику стало очень, очень страшно.

Но тут один из незнакомцев сказал:

— Добро пожаловать к нам, брат.

И страх прошёл.

Звезда-эгоистка

В далёкие-далёкие времена звёзд на небе было столько, что не сосчитать. Кажется, что это и сейчас так, но поверьте — в сравнении с тем, как было раньше, небосклон в наши дни почти что пустой.

И однажды все эти звёзды, большие, разноцветные и яркие, решили, что им надоело висеть на небе просто так. Пришло им в голову, что должны они в жизни совершить что-то полезное для людей, живущих на Земле.

— А давайте упадём вниз! — предложила одна звезда. — Да, пусть и недолог век падающей звезды, зато только представьте, сколько людей смогут загадать желания, глядя на нас!
— И какими счастливыми они станут от этого! — подхватила другая.

Звёзды с превеликой радостью согласились на такое предложение и со свойственным им жаром принялись воплощать задумку в жизнь.

Небо в ту ночь озарилось миллионами цветных всполохов — звёзды падали, падали, и, казалось, не было им конца… А люди действительно загадали в ту ночь великое множество желаний: больших и важных, маленьких и глупых, добрых и не очень. Многие из них и вправду стали счастливыми, хотя и далеко не все — ведь так легко ошибиться с желанием, да и трудно бывает вообще понять, что настала пора что-то загадывать, — ведь звезда падает так быстро!

Но наш рассказ не о звёздах, упавших на Землю в ту ночь. Эта история о звезде, той единственной из способных долететь до Земли, что решила тогда не следовать за подругами и остаться на небе.

— Ты — эгоистка! — говорили ей другие звёзды. — Могла бы тоже, как и все, упасть на Землю, чтобы кто-нибудь, глядя на тебя, загадал желание и стал счастливым! А вместо этого ты осталась здесь — только о себе и можешь думать!

Одинокая звезда не отвечала на незаслуженные упрёки подруг. Вместо этого она приблизилась к Земле — настолько, чтобы не упасть и не опалить планету своим жаром, — да так и застыла.

С тех самых пор люди, живущие на Земле, видят эту звезду каждый день. Она освещает им путь, дарит тепло, да и просто радует глаз. Ей дали имя — Солнце, её полюбили, а некоторые даже стали поклоняться, считая, что она — источник жизни на Земле. Отчасти, конечно, так и было, ведь столько прекрасного получило возможность жить, расти и развиваться именно благодаря Солнцу.

И пускай некоторые товарки до сих пор бурчат под свой сияющий нос, что, мол, лучше бы Солнце в своё время упала на Землю, как все остальные, — звезда на них совсем не сердится.

На самом деле она решила, что приносить людям пользу — не такая уж и плохая идея.

Познакомиться с другими авторами