С благодарностью к авторам, которые так щедро делятся с нами своим творчеством

Дорогие читатели,

журнал Leaders Today стремится говорить не только о лидерстве в бизнесе и обществе, но и напоминает о том, что настоящий лидер умеет чувствовать, сопереживать и вдохновлять. Качественная литература – наш лучший в этом помощник, поэтому каждое лето значительную часть июльского номера Leaders Today посвящает произведениям современных авторов, с которыми мы сотрудничаем. Вместе с ними мы переосмысляем сложные социальные процессы, можем увидеть жизнь под разными углами, а иногда и ясно осознать, насколько мы счастливы от того, что живём, чувствуем, любим… В нашу подборку включены рассказы разных жанров — от психологической прозы — до социальной фантастики. Мы надеемся, что вы будете получать новый жизненный опыт, смеяться и смахивать набегающие слёзы вместе с их героями. Приятного чтения.

Александр Ненашев

Другая кожа

Сергей, — усмехнулся Николай Иванович, — ты ничего не понял.

— Наверное, не понял, — признался Сергей и потянулся рукой к груди, ощупывая себя под футболкой.
— Беспокоит?
— Чуть-чуть ноет ребро.
— Так вот, Серёжа, у тебя сломаны четыре ребра, левое предплечье, трещина на переносице и, самое опасное, есть трещины в черепной коробке. О лице я помалкиваю, это было жуткое зрелище.

Сергей уставился на врача, поняв, что тот хочет что-то добавить. И тот добавил.

— Но всего этого теперь нет!

Спустя минуту безмолвия Сергей потянулся к графину с водой, стоящему у врача на столе. Налил полстакана и выпил, надеясь побороть лёгкую тошноту.

— Всё заросло и рассосалось, понимаешь?
— Это же очень хорошо, — подбодрил Сергей врача.
— Без сомнения. И мы не знали, кто ты есть, ты поступил к нам без сознания. Родные твои, наверное, извелись.
— Как же меня нашли?
— Драку увидели из окна, сразу вызвали и милицию, и скорую. Кого-то уже задержали, к тебе участковый заходил — и вчера, и сегодня утром, но ты был сначала без сознания, а потом спал. Ты всё время спал.
— Мне бы до дома как-нибудь добраться. Хоть ненадолго. Телефона-то у нас нет. Можно мне домой?
— Вообще-то нежелательно, но по состоянию твоих повреждений, вернее, по факту выздоровления, выходит, что можно. В том-то и дело, что можно.

Я выпишу тебе таблетки; полежишь дома, успокоишься.

Но такого, понимаешь ли, быть не может. Это без внимательного осмотра мы решили, что проведёшь ты тут у нас не меньше месяца. Однако были у тебя некоторые повреждения, с которыми ты и через три ни на что бы не годился, я имею в виду трещины лобной и теменной костей.

Не знаю, что и думать, поздравляю тебя с выздоровлением, Серёжа, но такого быть, я повторяю, не мо-жет. А значит, вот что: заберёшь в гардеробе свою одежду, и шагай, голубчик, домой. Успокой своих родных. А послезавтра явишься сюда, тебя осмотрит комиссия.

Десятое место
в сотом ряду

Мне неожиданно пришло в голову, что из-за краски рука у меня стала зелёная. Знаете, что такое родиться с «зелёной» рукой? Это сродни выражению: у него золотые руки!

Люди с «зелёной» рукой могут закопать в землю жёлудь, семечко от еловой или сосновой шишки, да хоть что они могут посадить, и обязательно появятся всходы. У таких людей на окне цветут растения, которые, по общему мнению, цвести вообще не могут.

У меня была «зелёная» рука. Вернее, она у меня есть и сейчас — с самого рождения. У меня есть этот талант. Цветы — это моя стихия, сколько себя помню. Просто я не знал, что с этим делать.

Я всегда приходил в восторг от растений, от количества их видов в природе, от раскраски и формы листьев, от аромата цветов. Меня всегда восхищала идея о том, чтобы можно было увидеть большое количество самых разнообразных растений в одном месте и сразу.

Но раньше я не способен был серьёзно отнестись к разведению цветов, в то время как нормальные мужики вкалывают на заводах, в милиции, на таможне или, например, на стройке.

В то утро все шестерёнки у меня в голове одна за другой встали по-новому. Я сказал бы, что они наконец-то встали правильно.

Само собой выстроилось совершенно новое восприятие жизни. Я кардинально изменил свой взгляд на то, как и чем мне теперь заняться, чтобы жизнь была в радость даже тогда, когда денег не осталось.

ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

Анастасия Перкова

Полынь да крапива

Без малого два года прошло, когда распустил князь по домам поредевшую дружину. С победой возвращались воины, да тяжела была их ноша: слишком многие остались во сырой земле. Шёл домой и Яромир вместе с дюжиной холмогорцев.

В последней деревне перед Холмогорьем пустила их на ночлег женщина. Легли кто в сенях, кто во дворе. Яромир в пустой конюшне устроился.

— Лошадку вот пришлось продать, — улыбнулась хозяйка, зайдя перед сном проверить гостя. — Муж вернётся, что скажу ему? Даже гостей накормить нечем.
— Не тревожься о нас, — махнул рукой Яромир. — Завтра мы уже будем дома, там и поедим. В Холмогорье идём.
— В Холмогорье? — Появилась морщинка между бровей хозяйки. — Сказывают, дурное там творится.
— Это какое же дурное?
— Погоди, сейчас приду.

Хозяйка вернулась быстро.

— Держи вот, спрячь на себе.

Сунула она в руки Яромиру сухой, горько пахнущий пучок травы.

— Это что, полынь? — удивился он.
— Полынь, полынь. Ведьма у вас на селе живёт, разве не знаешь?
— Так в каждом селе своя ведьма, нет? — засмеялся кузнец. — Какая баба на других не похожа, та и ведьма.
— Эх ты! Бери, говорю. И всегда на себе носи. Защитой будет.

Перестал смеяться Яромир и спрятал полынь за пазуху: невежливо обижать добрую хозяйку отказом.

— А ты часом сама не ведьма? — подмигнул кузнец.
— Да ну тебя, — прыснула хозяйка в рукав. — Это вот ещё возьми.

Медлила она, словно уверена не была, что хочет сделать такой подарок. На мозолистой ладошке натруженной руки лежала монета. Последний вечерний свет пробивался через щели в кровле, заставляя металл сиять и поблёскивать.

— Чего ты? — опешил Яромир. — Золото ведь.
— Пустяки, безделушка это, — отмахнулась женщина, но волнение скрыть не сумела.
— Как есть золото. С кузнецом споришь, хозяйка.

Вложила она монетку Яромиру в руку. Пальцы её дрожали и были холодны, как вода в проруби.

— Бабка моя оставила. Монетка непростая, помогать умеет, коли сомневаешься в чём. Бери, говорю. Чую, тебе нужнее. 

ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

Павел Крусанов

Нервная

Последний лестничный марш одолели в обнимку.

В прихожей Даша скинула зимние кроссовки и, устремляясь в коридор, велела Платонову надеть тапочки.

– Проходи в гостиную, – напутствовала на ходу. – Я сейчас рюмки принесу под лимончелло.
– Может быть, хватит, – возясь в поисках тапочек на трёхъярусной обувнице, подал голос Платонов. – Я, кажется, уже на кочерге.
– Нет-нет! – в коридоре вновь появилась Даша с двумя высокими узкими стопками-цилиндрами и запотевшей жёлтой бутылкой в руках. – Мы обязательно должны выпить – есть повод!
– Поверить не могу. Мы что-то упустили?
– Мы ещё не выпили за мой развод! – Голос Даши трепетал, как флаг на ветру. – Представь себе, вчера я развелась!

Платонов ощутил в груди приятное шевеление чувств. Не то чтобы он избегал адюльтеров, или они его каким-то особым образом тревожили – нет, но известие, что Даша свободна, определённо его воодушевило.

– Мы выпьем за мой развод, а потом… – Даша скрылась в гостиной. – А потом я сыграю тебе на гуслях. Ты удивлён? Напрасно. Я училась в школе искусств имени Глинки.

Платонов прошёл вслед за Дашей в гостиную. На столе стоял недопитый кальвадос, две стопки и роскошный букет белых роз в вазе – штук пятнадцать, не меньше. Даша вертела в руках бутылку лимончелло, пытаясь разобраться в устройстве её пробки. У окна, закреплённая в подставке с водой, размещалась небольшая – метра полтора, – наряженная ёлка с Вифлеемской звездой на макушке, под ней на паркете виднелись штрихи осыпавшихся иголок.

ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

Николай Баховец

Паразит?

Минут через десять, медленно делая первый глоток чая, Федор вдруг почувствовал, что из его головы что-то вытекает. Он поставил кружку на стол и схватился за затылок. Вроде все было нормально, но это ощущение не проходило. Неожиданно его замутило, стало темнеть в глазах. Он схватился за край стола, тяжело дыша и балансируя на грани обморока. Кончилось все так же стремительно, как и началось.

«Черт! Что это было?..» В голове уже всплыла самая страшная картина: он сидит у врача, и тот сообщает: «У вас, батенька, опухоль головного мозга, и жить вам осталось год-другой, а все потому, что вы много сидите за компьютером»...

— Ну, за своим «железным другом» ты и правда много сидишь, а вот насчет опухоли не беспокойся, нет у тебя ничего, — раздался чей-то голос.

Федор вздрогнул и заметил, что на столе перед ним из света конденсируется некое существо. Оно было похоже на помесь летучей мыши с человеческим младенцем, или, точнее, на беса, так их обычно любят рисовать в фэнтези-книгах или играх. Небольшого роста, около тридцати сантиметров, нечто еще было полупрозрачным, но постепенно становилось все реальнее, окруженное ореолом поглощаемого им света.

— Чего рот раскрыл, Федор Николаевич? — Бес улыбнулся, открывая взору ряд маленьких острых зубов.
— Э... — Федор не знал, что думать или говорить, даже не понимал, что происходит, может, это какая-то галлюцинация или он спит?
— Н-да... — «Галлюцинация» махнула лапкой. — Совершенно безнадежен. Хоть чаю-то гостю нальешь?

Федор нежданно-негаданно обнаружил, что не может сдвинуться с места. Конечно, ему было не жаль чая, однако в голове царил полный хаос, лишающий его ощущения реальности происходящего. Дело было не столько в удивлении, сколько в чувстве, что из него вырвали какую-то важную часть.

ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

Сергей Носов

Хозяева сада

Чем глубже ночь, тем смелее выползки показываются из своих норок, брать их становится проще. Особенно много в южной стороне сада – там, где гранитные ступени ведут к Михайловскому дворцу.

Здесь все Михайловское – сад, замок, дворец.

Почему-то им нравится обитать поблизости от каменных плит.

И еще они любят, когда рядом деревья.

Здесь дубы, липы и тополя.

Мертвый древний дуб – нам вдвоем не обхватить руками, – из его ствола вырублено многофигурное нечто. На всю высоту. А высота – трехэтажного дома. Он и днем страшноват, ночью лучше и вовсе не светить фонариком на лобастые головы...

Отец говорит, что эти головы старше его самого. И что мастер вложил какой-то в них смысл. Никто не знает какой. Мертвый дуб не переживет реконструкцию сада – лет через тридцать его распилят на части.

По ночам в Ленинграде еще не практикуют подсветку исторических зданий. Замок Павла со шпилем, храм, дворец теряются в темноте. Ночь безлунная. Боятся ли выползки луны? На Садовой гаснут светильники – экономия света. Как это – быть червяком? Жить в земле? Выползать ночью наружу?

Почему он червяк, а я человек?

ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

Виктор Стасевич

Подарок

Вскоре она пришла в просторный зал пригородной станции. Сима никогда не была в музее, но видела по телевизору, как люди степенно, с потаённым выражением значимости, ходили среди картин. Ей казалось, что в музее было именно так, как в зале станции, — просторно, чисто и тихо. Мало того, зал станции, построенный ещё во времена вождя всех народов, был выкрашен не в казённые цвета с серым оттенком, а в небесную лазурь. Стены украшали картины соцреализма, но с примесью советской мифологизации. Потолок по углам обрамляла лепнина, в центре было тщательно выписано небо, и в облаках угадывались лица. На громадной стене, что против размашистого ячеистого окна, висела большая картина. На ней вождь всемирного пролетариата в добротной шапке, в аккуратном пальто с меховым воротником и в чудаковатых войлочных сапогах с калошами, по-отечески любовался пёстрой толпой играющих детей. Одеты они были согласно моде середины пятидесятых, кто во что горазд. Ребятишек было очень много, двор широкий, и, кроме вождя, на ней больше взрослых не было. Казалось, что он, вот такой простой, хоть и одет, как заправский завхоз с вокзального склада, зашёл отдохнуть от мирского и глобального. Маленькая девчушка тянулась к нему своей красной варежкой, два пацана в широких шароварах весело прыгали рядом, остальные были заняты игрой, и лишь один мальчонка в кургузом пальтишке стоял чуть поодаль, в самом углу картины. Мальчик, сильно похожий на Витю-первоклассника, с трогательной заботливостью тянул руку с морковкой к слепленному снеговику.

После покупки билета на пригородный Сима подходила к этой картине и рассматривала мальчишку. И всегда удивлялась, замечая схожие детали с одеждой сына — такие же ботиночки с облупленными носами, даже поясок, узкий ремешок с её старого пальто, был таким же. Ей очень хотелось погладить картину, но она никогда не решалась, боясь, что исчезнет изображение или строгий вождь, лукаво улыбающийся, осудит её.

В этот раз она немного постояла, вздохнула, приложив кончики пальцев к губам, и смахнув слезу, потянулась к картине. Неожиданно из громкоговорителя раздалось объявление о прибытии поезда. Сима невольно вздрогнула, улыбнулась вождю, который, кажется, не одобрил её желания, и вышла из вокзала.

Коляда

Медведь растерянно засунул лапу в ведёрко с мёдом и блаженно смотрел, как янтарные пузыри медленно отрывались от его когтей. Неожиданно пчела дыхнула на медведя табачным запахом. Сусек повернулся и увидел, что это вовсе не пчела, а Петрович, у которого он утащил по осени улей. Медведь оторопело уставился на него, а мужик, ласково улыбаясь, хитро спросил: «Может, малинки отведаете, Михайло Потапыч?» Потом достал ружьё, засыпал в ствол целую кружку бархатных ягод, прицелился медведю в лоб и нажал на курок. Из ружья медленно вылетала малина и с мелодичным звоном проскакивали где-то между ушей, теряясь в соседнем березняке. От досады медведь замахал лапами и... проснулся. Под притолокой затаился взъерошенный воробей. Было тихо, темно, и только изредка тишину нарушал мелодичный звон, который медленно приближался к берлоге. Через некоторое время стали слышны голоса людей. «Облава!» – сипло прошептал медведь. От этой страшной мысли заныла старая рана где-то под лопаткой. Хозяин оскалил свои жёлтые зубы, напрягся, как сжатая пружина. Звуки приближались. Уже отчётливо был слышен скрип снега под ногами и весёлый говор людей. Звонко смеялась какая-то женщина, звенели бубенцы и чей-то до боли знакомый голос повторял: «Постойте, Матрёна Ивановна, ну, постойте же».

Эта «Матрёна» произносилось с каким-то надломом и трещинкой в «т».

– Пчеловод! Петрович! – догадался Сусек. – Никак счёты пришёл сводить... нет, так просто он меня не возьмёт.

ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

Анастасия Некрасова

Хождение за Пустошь

Ульрик, как назло, уполз ночевать на окраину деревни. Впрочем, почему назло? Ведь, будь он даже с сородичами, никто бы всё равно не смог ему помочь. Так уж повелось, что улитки — не боевой народ. Если нагрянул чужак, одна надежда — спрятаться.

Он втянул своё рыхлое тело в раковину со всей возможной поспешностью. Шелестящие шаги остановились, приблизившись.

— М-м-м, кто это у нас здесь? — промурлыкал Пришедший.
— Не ешь меня, — глухо отозвался из раковины Ульрик, поняв, что остаться незамеченным не получилось.
— Это почему же — не есть? Я, может, уже четвёртый день голодаю…

Ульрик всё же высунул из раковины один из усиков и увидел, что возле него стоит огромный, как и всё на фоне маленькой улитки, лис.

— А тут, как специально, такой лакомый кусочек…

Лис приблизил к Ульрику морду, на которой пульсировал влажный нос. В приоткрытой пасти виднелись гигантские клыки, способные одним движением расщёлкнуть тонкую раковину. Не как орех — легче.

Ульрик поспешно втянул глаз обратно и задрожал всем своим склизким телом.

— Ой ой ой, вот и конец мне, — забормотал он. — А ведь я так мало пожил — ещё совсем недавно был икринкой!

Лис замер, с интересом прислушавшись.

— И что я сделал за свою жизнь?.. — продолжал Ульрик. — Я ведь даже не попытался пересечь Пустошь! — он сдавленно всхлипнул.
— Какую такую Пустошь? — спросил лис, наклоняя голову набок. — Дорогу, что ли?
— До… Да! Её! — Ульрик вспомнил, что именно так Пустошь называли звери.

Лис тявкающе рассмеялся.

— Забавный ты! — сказал он. — Разве о том тоскуют перед смертью, что не перешли какую то там дорогу?

Ульрик помолчал секунду другую. Потом осторожно высунул из раковины сначала один глаз, затем второй.

Лис стоял рядом. В его внимательном взгляде сверкали редкие огни ночи.

— Перед смертью тоскуют о том, что при жизни было важнее всего, — ответил Ульрик, подумав, что его, быть может, и не собираются есть прямо сейчас.

Лис хмыкнул.

— Ладно, так и быть. Я как раз направляюсь на другую сторону дороги, возьму тебя с собой. Всё равно мяса в тебе чуть, да и то на мясо не похоже.

Крошечное сердечко Ульрика ёкнуло. Он даже пропустил слова про мясо, хотя в другом случае мог и обидеться.

— Меня?.. С собой?..
— Ну да. Ты, часом, не глуховат? — подозрительно спросил лис.
— Нет нет! — Ульрик испугался, что Пришедший может передумать. — Просто я не могу поверить…

Звезда-эгоистка

Небо в ту ночь озарилось миллионами цветных всполохов — звёзды падали, падали, и, казалось, не было им конца… А люди действительно загадали в ту ночь великое множество желаний: больших и важных, маленьких и глупых, добрых и не очень. Многие из них и вправду стали счастливыми, хотя и далеко не все — ведь так легко ошибиться с желанием, да и трудно бывает вообще понять, что настала пора что-то загадывать, — ведь звезда падает так быстро!

 ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

Владимир Косарев 

НЕ ОТРЫВАЙТЕ КРЫЛЬЯ МУХАМ

Куликова, как и подобает отличнице, прилежно слушала и записывала, а по окончании урока не сдержалась. Она подошла к Микробу и, пылая своими огромными красивыми глазами, спросила напрямик:

– Сергей Георгиевич, зачем вы сказали при всем классе, что Ивлев – живодер?

Микроб, лениво пролистывая журнал, пропел в ответ:

– Живоде-ор, живоде-ор… Ты о чем, Куликова? Что случилось, девочка моя?

Танька закипела:

– Я не ваша девочка! И вообще не девочка! Я человек! А вы – жестокий и злой!

Она хлопнула дверью с такой силой, что профессор Павлов, висевший на стене, моргнул от страха.

ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

Николай Александров

Дети Израды

Вокзал вдруг затих и замер в ожидании, будто прикрыл растревоженное сердце тёплой рукой. Девочка осторожно сползла со скамьи, совсем рядом, за уткнувшейся в потолок колонной, был мрак. Она ступила к нему, но тьма стала гуще, плиты под ногами превратились в булыжники, и пыль душила их, от страха стены сжались, как горло. Она остановилась, потому что ей стало непонятно чем является мрак – светом или тьмой. Сердце испугалось, она глянула на родителей, но те дышали спором. Девочка быстро забралась обратно на широкую скамью и почувствовала себя в домике.

– Ты сказал – дети Израды. И много у неё детей?
– Много. Они живут среди людей. Они научились жить в людях.
– Кто они и как их узнать?
– По уверенности в своей избранности и исключительности.

Теперь ей стало интересно, и она повернулась к нему всей теплотой взгляда:

– Всех талантливых людей можно считать избранными или исключительными.

Он замер, наслаждаясь сладостью предстоящего ответа и погладил книгу, как мурлыкающего котёнка.

– Нет, милая, талант живёт для всех, а всякое зло существует только для себя.

ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

Ирина Горная

Лихо

Слёзы, вой.

— Ой, не могу... Не могу больше, бабушка...

Пожилая женщина вертелась вокруг семилетнего ребёнка.

— Что поделать, — вздохнула она. — Терпеть надо.

Вчера врачи поставили маленькой Василисе диагноз: синдром раздражённого кишечника. Хитрое заболевание, которого вроде и нет. Точнее есть, но в голове: что-то вроде невроза живота.

Бабушка не знала, как утешить внучку.

— Все говорят — невроз кишечника, но это умные слова. А я вот что скажу: у нас на огороде настоящее Лихо живёт. Живёт и не тужит. Потому что каждый раз, когда ты кричишь от боли, оно еду находит. Болью питается.

Глаза ребятёнка зажглись.

— Ух ты. Получается, Лихо — мой друг?..

ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

Риша Кашапова

 Бабуля

– Приехали! – Бабуля наспех вытерла руки о фартук и пошла к дверям.

Первым зашёл дед.

– Принимай гостей, Нюрка! – сказал он и поставил рюкзак на пол. – Хлеба взял три буханки. Колбаски да конфеток.
– Проходите-проходите! – Бабуля включила в сенях свет. – Чего там застряли?
– Ой, мама, здравствуй, – сказала Катя, прошла в избу, скинула сумку и крепко обняла бабулю. – Да вот, копошатся чего-то. Друга себе нашли.
– Здравствуй, Катерина. – Баба Нюра погладила её по спине, похлопала. – Дождалась. Как доехали? Автобус большой был?
– Да нормально. ПАЗик, но удобный. Кресла мягкие.
– Вань, Лиза! – крикнула она в сени. – Ну, вы чего? Долго там будете стоять?
– Идём, мам! – ответили дети хором.

Послышался топот маленьких ног, какое-то шушуканье.

– Давай ты, – горячо шептала Лиза брату.
– Почему я?
– Ты же мальчик! Ты смелый.
– Ну уж дудки!
– Идите сюда, обнимите бабушку. – Бабуля раскрыла объятия, когда увидела светлые головы внуков на пороге.

Ваня что-то прятал за пазухой, а Лиза топталась рядом. И лица у них были загадочные-загадочные.

ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ